Лягушачий король - Елена Михалкова (2021)

Бабкин сел на длинную скамью, обитую дерматином, и задремал. Он устал. Его вымотали перелеты, переезды и ночевки в дешевых гостиницах. Все эти мытарства не оплачивались клиентом. Однако Бабкин ни на секунду не сомневался в необходимости своего расследования. Он лишь сокрушался о том, что в возрасте этого парнишки, Чеботарева, даже не заметил бы нарушения привычного режима.

Спина, опять же… Надо было Илюшина бросить под машину в Карелии, а не самому ложиться под нее. Потом он вспомнил, что Илюшина в это время вешали, и тяжело вздохнул[2].

Сергей не знал, как долго проспал. Ему пришлось поискать глазами окно, чтобы убедиться, что в нем не разгорается рассвет. Некоторое время он всерьез допускал, что мог проваляться на дерматиновой скамье целую ночь.

– Видок у тебя, конечно… – хохотнул Руслан. – Уж извини за прямоту!

Чеботарев протягивал ему папку, и Бабкин счел, что парень имеет право на фамильярность.

– Мало спал, плохо ел, – в тон Чеботареву ответил он.

С трудом выпрямился, стараясь не морщиться от ноющей боли в спине. Потянуться бы хорошенько, размять шею! Но гордость не позволяла. И чувство уместности. Явился за помощью, уснул в коридорчике, как одряхлевший дед, а теперь не может подняться с лавки, не покряхтев как следует. Тьфу!

Он взял папку, вернулся за следователем в кабинет. Пристроился на стуле возле окна и углубился в изучение материалов дела, на время забыв о Чеботареве.

Акт о пожаре. Протокол осмотра места преступления. Фотографии. Объяснения очевидцев. Экспертное заключение…

На последнем он остановился подробнее.

Следователь сказал правду: пожар начался внутри. Кто-то из погибших не закрыл дверцу печи, и, вероятно, не до конца засунул в нее полено, создав таким образом подобие моста для огня. Пламя перебежало из топки на пол; доски вспыхнули, а остальное было делом времени.

Настал черед фотографий. Хоть Сергей и сказал Чеботареву, что его интересует только личность третьей жертвы, он был частным сыщиком до мозга костей. Сыщик смотрит на все своими глазами, не доверяя чужим.

Фотографии, от которых содрогнулся бы любой нормальный человек, не вызвали в нем ничего, кроме профессионального интереса. Он окончательно отбросил мысль о поджоге. Одно тело было найдено на полу, два других – на полках. Жертвы не пытались выбраться наружу.

Все тела были обуглены. Судебно-медицинская экспертиза констатировала смерть от отравления угарным газом. «Хоть не заживо сгорели», – подумал Бабкин. Между строк он читал, что баня Щукиных была старая, никуда не годившаяся, с каменной печкой, сложенной тысячу лет назад каким-то горе-умельцем, может быть, кем-то из Щукиных собственноручно. Пол перед топкой даже не был защищен металлическим листом, который мог бы предотвратить возгорание.

Впрочем, это не имело значения. Причина смерти была не в огне. Она таилась в углях, переливающихся синевой. Пряталась за заслонкой, которую закрыли раньше времени.

Щукин Валерий Иванович, тысяча девятьсот восемьдесят пятого года рождения.

Щукин Леонид Иванович, тысяча девятьсот восемьдесят девятого года рождения.

Голованов Николай Дмитриевич, тысяча девятьсот восемьдесят шестого года рождения.

Бабкин издал долгий протяжный свист, неуместно прозвучавший в стенах кабинета. С фотографии Голованова на него смотрел человек, которого он знал под именем Григория Богуна, жениха Варвары Харламовой.

– Ты чего? – рассмеялся Чеботарев.

– Сейчас объясню. – Бабкин вытащил телефон, вопросительно покачал им в воздухе. – Сфотографирую этого орла?

– Ради бога. Твой, что ли?

– Ага.

Он не удержался от широкой ухмылки. «А ведь я тебя нашел, сукин сын! И даже знаю, каким образом ты стал покойником на кладбище в десяти километрах от Усть-Чекана».

– Вы нашли в доме паспорта, верно? – спросил он, уже зная ответ.