– И все равно – не поняла… Это в каком смысле, в высоком, что ли? И какую такую жизнь ты имеешь ввиду? Нашу, Одинцовскую?

– Ну да… Каждый день – одно и тоже. Работа, еда, вечерние телезрелища…

– И что в этом плохого, не понимаю? А в городе что, по-другому, что ли? Та же самая работа, еда… Ну, может, зрелища немного разнообразнее… А в принципе – все то же самое!

– Нет, Танька! Совсем не то же самое! Господи, да как вообще можно сравнивать! Ну вот скажи мне… Неужели тебе никогда не хотелось все бросить и уехать куда-нибудь далеко-далеко, где люди совсем по-другому живут?

– Хм… И что я там буду делать? У меня же здесь парикмахерская, такие бабки в дело вбуханы… Правда, не окупаются никак, зараза. Вот, к примеру, сегодня суббота, да? И чего бы в субботу народу в парикмахерскую не пойти? Так нет ведь, ни одна сволочь задницу от дивана не оторвала! Не пойму, они дома стригутся, что ли? Сами по себе, перед зеркалом?

– Нет… Они по субботам в бане моются и сто граммов на грудь принимают… А по воскресеньям – спят до обеда… Потом футбол смотрят, потом в гости к родителям идут…

– Это ты что, про вашу с Лехой жизнь таким загробным голосом вещаешь? И не стыдно тебе, Анька?

– Почему – стыдно? – оттолкнувшись носком ботинка от пола, плавно отъехала она от зеркала.

– А потому! Живешь за своим Лехой, как у Христа за пазухой, не клята, не мята, кругом облюблена! Квартира благоустроенная, родители живые, слава богу… Ой, да мне бы хоть капельку такого счастья перепало, да сроду бы я ни на какие дальние дали не нацеливалась! Нет, ты послушай, послушай, чего ты морду кривишь? Вот смотри… Мужа у меня нет? Нет! Родителей у меня нет? Нет! Квартиры у меня нет? Нет! У меня даже родительского дома нет, продать пришлось, чтобы помещение для парикмахерской выкупить, и голову теперь приклонить некуда! А ты… Рассопливилась тут…

– Прости, Тань. Прости. Просто у меня… Такая у меня тоска, Тань…

– А это от жиру, Аньк! Я вот заметила, все из нашего Одинцово стремятся уехать не от безысходности, а именно от жиру. Вроде как лучшей прекрасной жизни хотят. А только кто и где кого ждет с этой распрекрасной жизнью, скажи? Уедут, скитаются по углам, за абы какую работенку цепляются, зато таращатся здесь с доказательствами… Помнишь Серегу Пряхина с Новослободской? Ну, он еще на три года раньше нас школу закончил?

– Ну, помню… Так он как раз, говорили, в области очень даже хорошо устроился, фирму свою открыл…

– Да кто говорил? Он же сам и говорил… Нет у него никакой фирмы. Вышибалой в кафе работает. Зато на школьный вечер встречи заявился в смокинге! Вроде того – извините, переодеться после деловой встречи не успел… Врут они все, Анька, про свои успехи, кто на поиски этих успехов подался! Не верь никому! Бедный Серега Пряхин поди полгода на этот смокинг в своем кафе вкалывал, а чего кому доказал? Только на смех подняли…

– Да. Смешно ты рассказываешь, Тань. Значит, ты считаешь, моя тоска тоже от жиру взялась? Но я ведь ничего и никому доказывать не собиралась… Ты же знаешь, я в принципе не честолюбива. Просто я наше Одинцово вдруг так возненавидела…

– Так это ничего, это бывает, Ань. И на меня порой что-то подобное накатывает. Слушай… А давай с тобой махнем куда-нибудь на недельку! Давай в Египет, а? Или в Турцию? Паспорта себе выправим и махнем! Леха, я думаю, отпустит, он у тебя покладистый!

– Ты думаешь, нам это поможет?

– А то! Отдохнем, как люди… Только представь себе – сидим мы с тобой на пляжу, в руках коктейли с соломинкой… Да многие наши Одинцовские туда ездят, Аньк! Что мы здесь, рыжие, что ли, уж не можем хоть на неделю к человеческой жизни приобщиться?

– Не знаю… Можем, наверное… Только все это ерунда, Тань.

– Почему – ерунда?

– А потому что потом возвращаться придется. В Одинцово. И после всех этих красот еще больше его ненавидеть. Нет, это не выход…

– А в чем тогда выход?