На пересечении - Дикон Шерола

В толпе вновь прокатился гул, а Элубио несколько опешил, увидев, как дюжина вооруженных всадников во главе с господином Агль приближается к площади. Разумеется, их было меньше, чем солдат Элубио, но все же юноша в страхе посмотрел на толпу, боясь, как бы в случае заварушки люди не поддержали Пехира.

— Тогда вы очень удивитесь, когда я сдержу свою клятву! — попытался парировать юный Кальонь. — И моим первым решением будет уничтожение того зла, которое допустил Родон Двельтонь. Больше проклятая ведьма не будет убивать ваших детей, насылая болезни, не сможет уничтожать урожай и вызывать голод, больше не поднимет мертвецов и не сотворит над вами расправу. Именем южного правителя я приговариваю Акейну Окроэ к смерти!

А вот эти слова горожанам пришлись по душе. Толпа громко заулюлюкала, когда на помост затащили измученную женщину. Она была напугана, но не проронила ни слова. Глядя на то, как толпа беснуется у ее ног, выкрикивая оскорбления, женщина не пыталась молить о пощаде или просить одуматься. Госпожа Окроэ могла утешать себя лишь мыслью, что скоро она вновь увидит свою любимую дочь.

Кто-то в толпе закричал, чтобы сожгли и ее пособника-мужа, отчего люди подхватили эти слова, подражая чудовищному эхо.

— Сжечь семью Окроэ! Уничтожьте ведьм и их пособников!

Слушая это, Родон чувствовал, как его охватывает бессильная ярость. Если бы не проклятое письмо правителя юга, Двельтонь с легкостью вышвырнул бы зарвавшегося юнца прочь из города. Маги гильдии Аориана прибыли бы послезавтра на рассвете и провели ритуал, в действительности которого уже никто бы не сомневался.

Родон даже представить себе не мог, что когда-нибудь окажется в таком положении. У него не было конфликтов с соседями, и при его правлении горожане ни разу не устраивали волнений. Наверное, именно поэтому настоящий чернокнижник облюбовал это место. Как говорится, змеи гнездятся там, где их сложнее всего заметить.

Рев толпы становился все громче, все яростнее, невольно напоминая Родону бушующее море. С подачи Амбридии Бокл люди в предвкушении скандировали «В пекло семью Окроэ!».

Элубио с трудом сдерживал улыбку, наблюдая за тем, как Акейну привязывают к столбу. Ее супруга держали поодаль, и, если вначале казнить господина Окроэ Элубио не планировал, то сейчас поведение толпы заставило его задуматься об обратном.

Кальонь смотрел на связанную женщину и впервые чувствовал, как чья-то жизнь, теплая и трепетная, находится в его ладонях. Ощущение какого-то невероятного могущества, сродни божественности, пьянило его, отчего юноша невольно улыбнулся.

— Акейна Окроэ, вы хотите что-либо сказать, прежде чем вас и ваш черный предмет уничтожат? — произнес Кальонь, бросив книгу к ногам женщины.

Акейна вздрогнула, как от удара, и невидящим взглядом обвела собравшихся горожан. Лица расплывались, словно в тумане, а голоса сливались в какой-то сумасшедший гул, обрушивающийся на нее тяжелыми волнами. Кто-то пытался перекричать это безумие, но их жалкие «пощадите!» тонули в ликующем реве толпы.

— Повторяю, ведьма Окроэ, есть ли у вас хоть слово в ваше оправдание? — прокричал Элубио. — Есть ли слова, которые вы хотите сказать горожанам?

Секундного молчания хватило, чтобы стоящие в первых рядах люди услышали тихий голос Акейны Окроэ:

— Да простит вас всех небо…

— Нет, умоляю! — в отчаянии вскричал господин Окроэ, из последних сил пытаясь вырваться из рук стражников.

Но в тот же миг палач получил сигнал от Элубио и бросил горящий факел в солому у ног Акейны. Языки пламени лизнули предоставленное угощение, а затем огонь начал разгораться, словно наконец распробовал предложенное лакомство. Акейна попыталась было отстраниться от огня, но вскоре пламя перекинулось на ткань ее юбки. Женщина дико закричала, чувствуя, как горит ее плоть, и в этот момент толпа возликовала.