– Никит, понимаешь… когда ты уехал, я думала, ты меня бросил. Испугался ответственности, твои родители откупились от меня. Я не хочу никого обвинять и, возможно, сама поступила тогда тоже неправильно. Ну как есть… что уже изменить? Всё случилось в лучших традициях канала Россия и передачи Малахова, – грустно усмехаюсь я, потирая щёку. – Зачем мне было что-то тебе говорить? Уже потом я начала понимать, что ты, наверное, не в курсе, и вроде как нужно рассказать. Но блин… сложно это… и страшно мне было.

Признаюсь во всём, как есть, и вскидываю глаза на Никиту. Он внимательно рассматривает меня в ответ, переваривая услышанное. Задумчиво проводит языком по нижней губе и бросает взгляд на коляску.

– Отец тебе денег дал? Чтобы ты на аборт пошла? То есть он знал?

Медленно киваю. Его отца я в тот день видела мельком, больше участия в разговоре принимала его мать. Она и дала мне тогда деньги, которые я взяла. По глупости! Дурости! Я была в шоке и не представляла, что делать.

– Вита мне сказала, что не ты писала ту записку. Ей тоже дали денег? – спрашивает Ник.

– Она сказала – да. Тебе не говорила такого? Я об этом ничего не знала до вчерашнего дня.

– Я понял. Я тоже многого не знал до вчерашнего дня, – медленно произносит Никита, запуская руку в волосы. – Фамилия, я так понимаю, у неё твоя?

Резко выпрямляюсь, чувствуя, что мы подходим к серьёзной теме, которая может мне не понравиться. Хотя куда уж больше?

– Да.

– Отчество?

– Дедушкино.

– Это надо исправить.

– Ты не думаешь, что это слишком быстро? – осторожно говорю я.

– Чего ждать? Ещё два года? Ты сама говоришь, что она моя дочь. Мой ребенок будет носить мою фамилию, Романова, – раздражëнно говорит Никита.

– А что дальше, Волков? Ты захочешь её удочерить? В свидетельстве о рождении в графе отец у неё стоит прочерк. Потому что этого отца у неё и нет. Одной фамилии мало. Она тебя не знает. Я рада, что ты поверил мне, а не кому-то там ещё. Но для того, чтобы стать ей отцом, мало причастности к зачатию. Включи мозг. Ты либо участвуешь в её жизни, либо… либо лучше не начинать всё это.

Встаю на ноги и смотрю на него сверху вниз. Вдруг его желание поиграть в отца пятиминутное? Узнал, что она его. Поверил. И тут же хочет подстроить и изменить наши жизни под себя. Я не против того, чтобы он виделся с Алисой. Дал ей привыкнуть к себе. Показал, что настроен серьёзно и понимает: ребёнок это не на пять минут, на всю жизнь, а не побежал сразу переделывать документы, и на этом всё. Это не просто приехать и прокатить коляску до ближайшего парка и дать поиграть с ключами от “мерседеса”. Это другое… Это как оторвать часть себя и жить с этим каждый день. Не думаю, что он это понимает.

– Полина, – устало прикрывает глаза Никита и сжимает переносицу. – Ты думаешь, я не понимаю, блин, всей ответственности?

– Я не знаю, что ты понимаешь, а что нет. У тебя своя жизнь, у нас своя. Алиса живой человек, а не игрушечная кукла, с которой можно поиграть в отцы и дети, – серьезно произношу я, глядя в лицо Никите. – Хочешь быть отцом на документах, докажи это на деле. Поэтому я предлагаю тебе подумать. Пару дней. Нужно ли тебе это. А пока ты будешь думать, всё будет как раньше.

– Как раньше? Моя мать умирает и хочет видеть внучку, которая, оказывается, полтора года как живет с ней в одном городе, – зло цедит Ник, вскакивая на ноги. – Если надо, я пойду в суд и докажу своё отцовство и права на ребёнка.

– И разрушишь нашу привычную жизнь! Вернёшься в свою Америку, и что дальше? – выкрикиваю, задирая вверх голову, чтобы продолжать смотреть ему в глаза.

– Кто ещё чью жизнь рушит, – говорит Никита.

В тишине сонного воскресного утра на озере особенно хорошо слышен звук соприкосновения моей ладони и небритой щеки Ника.