Чтобы сказать ему - Марта Кетро (2019)

Дора с юности питала недоверие к пишущим людям, они любили выпытывать вещи, которые их не касались, а кроме того, после Потопа большинство из них остались неприкаянными и порядком озлобились. Информационное пространство уменьшилось, рассыпалась сеть медиа, прежде укутывавшая планету плотным коконом. Раньше любой человек, мало-мальски владеющий словом, мог пристроиться в бумажное или виртуальное СМИ и строчить заметки разной степени одарённости – от списков в духе «Десять ошеломляющих фактов о морских коньках» и новостей с заголовками «скандал, шок, видео: она сняла с себя всё» до многословной аналитики, далеко не всегда имеющей под собой основания. К тому же существовали блоги, где самовыразиться и приобрести некоторую популярность удавалось даже за счёт селфи. И вдруг все эти люди остались не просто без работы, но без аудитории, без свободных ушей, в которые можно лить что угодно, наслаждаясь звуками своего голоса. Нет, хорошие рассказчики ценились во все времена и в любых культурах, а талантливые эмомейкеры требовались постоянно. Но – именно хорошие и талантливые, а прежние властители умов часто оказывались дутыми фигурами. Знаменитая фраза насчёт лошадиной задницы, которую можно сделать популярной, если регулярно показывать в прайм-тайм, была до отвращения справедливой: многие «лидеры мнений» ничего не стоили в новых условиях. Не могли придумать сильную историю, не умели заморочить слушателей и погрузить их в лёгкий транс, которого ждали от эмомейкера.

Для успешных журналистов допотопных времён, окончательно потерявших надежду, характерно особое выражении лица: будто по вторникам, четвергам и субботам этот человек правит миром, а по понедельникам, средам и пятницам его очень бьют – а вы с ним встречаетесь в воскресенье. И это специфическое воспоминание о вчерашнем величии и ожидание завтрашней порки отражаются на его физиономии совершенно определённым образом. Сознание былого влияния и нынешней бесполезности делало их желчными и невыносимыми. Они понимали, что реальность изменилась для всех, но вот лично им сделали какую-то особенную гадость, остальным живётся нормально, и лишь они по-настоящему пострадали.

С писателями дело обстояло чуть лучше. Среди них тоже хватало тех, кто прославился за счёт чего угодно, кроме собственно текстов, но всё же они зачастую умели кропотливо трудиться, наблюдать, формулировать и делать выводы и постепенно находили свою нишу. Людей всё равно необходимо развлекать, что бы там ни происходило с человечеством в целом – локальные сети тоже нуждались в контенте и маленькие типографии кое-где ещё выпускали газеты.

Доре, к сожалению, попался неудачный экземпляр. Несмотря на потрёпанный вид и бледный синяк под правым глазом, этот писатель старательно сохранял на раненом лице выражение усталого цинизма и пресыщенности и был нестерпимо скучен.

– Зовите меня просто Писатель, – заявил он. – Моё имя вам ничего не скажет, а впрочем… В благословенные времена у меня выходили книжки, был блог с тысячами подписчиков, выступления, слава, звёзды в друзьях…

Он сделал интригующую паузу, давая ей возможность расспросить о прошлых достижениях. Но Дора слишком устала, чтобы почёсывать самолюбие незнакомцев. С другой стороны, надо же о чём-то говорить.

– Ладно, – вздохнула Дора, – бог с ним, с прошлым, но что скажете, кто вас удивил в последнее время?

– Вы, дорогая, только вы. Не ожидал встретить здесь, в этой глуши, удивительную женщину… – Он вяло махнул рукой.

Договаривать сил не было, и она казалась достаточно умной, чтобы вообразить должный набор банальностей, уместный к случаю.

Дора зажала нос рукой и прогнусавила голосом воображаемого репортёра:

– У вас такая интересная профессия! Расскажите нашим читателям какой-нибудь смешной случай из жизни!