Царская дочь - Сельма Норт (2020)

Стояла весна. В высокой траве под ярко-синим небом звонко, словно пытаясь перекричать друг друга, чирикали воробьи. В поисках недостающих осколков братья бродили среди груд камней и ворошили их палками. Из щели выполз скорпион, и они, вопя от страха и отвращения, прибили его. Найдя новый черепок, они разражались радостными криками и тут же пытались приладить его к остальным. Постепенно горшок предстал перед ними полностью.

Царь Соломон навсегда запомнил тот полный свободы день, когда брат Адония преподал ему главный урок всей его жизни:

– Старайся собрать побольше осколков, Соломон. Так ты узнаешь, какой была вещь до того, как ее разбили.

Царь еще не удостоил Дину ответом. Но, не дожидаясь царя, с колен, ко всеобщему удивлению, поднялась кормилица.

Она скинула с себя и с младенца покрывало и осталась стоять в простой одежде прислужницы. В тунике кормилицы, в тунике со шнуровкой на груди.

Черноволосый младенец, которого она держала, был нагим, если не считать пеленок. Но ножки его были обуты в мягкие башмачки из козлиной кожи. Башмачки эти были царю знакомы.

Ребенок Брахи. Выходит, эта женщина вскармливает перворожденного сына его наперсника. Ну, в этом нет ничего необычного. Однако в то же время она мать его собственной дочери. Что ж, и это возможно. Но ведь и этот мальчишка с чужеземным выговором тоже утверждает, что она его мать, а вот это все-таки требует пояснений.

Тут женщина громко воскликнула:

– Государь, прошу тебя, верши свой суд, иначе я, может статься, так и не добьюсь справедливости. Этот младенец – мой сын. Мой и моего почившего мужа. Ночью, сразу после рождения, его подменили мертворожденным сыном Брахи. Государь, молю тебя, позволь мне забрать сына домой и жить в мире с ним и моими детьми.

Царь молчал. Разум его трудился, словно искусные пальцы ткачихи. Вот нить. Вот еще одна. Сплети их, цвет к цвету, и постепенно проявится узор…

Кормилица! И пронзившая сердце стрела не смогла бы ранить Дину сильнее. Ведь по пути в Сион ей подумалось, что кормилица может быть матерью младенца, но под давлением обстоятельств она отмахнулась от этой мысли. Ах, надо было довериться своему чутью! Эти двое – целительница с мальчишкой… они обманули ее! Они привели родную мать ребенка!

Дина вспыхнула от гнева:

– Шлюха! Лгунья! Да как ты смеешь! – Она пихнула Браху. – Расскажи правду! Расскажи царю правду!

Браха разрыдалась.

– Этот ребенок мой, государь! Сперва он лежал тихо и не дышал, это правда, но Зиссель нашла в нем жизнь! Наложила на него свою короткую руку и исцелила, правда, Зиссель? А, Зиссель?

Только сейчас царь отпустил Зиссель. Она поспешно поднялась на ноги и растерянно замерла. Что ей делать: ждать дозволения отойти или кинуться к матери?

Он ее отец.

Он насильник.

Он царь.

Он убийца.

Он мудр и справедлив.

Он жесток и безжалостен.

Он божий избранник, всемогущий, богоподобный, а она – всего лишь его подданная, раба его прихотей.

Обезьянка на балдахине опять запрыгала и заголосила. Царь Соломон протянул руку. Обезьянка ухватилась за шнурок, соскользнула вниз, забралась к нему на плечо и нежно обхватила государя за шею.

Сион полнился слухами. Царь Соломон вершит суд в деле великой важности! Вот так, ни с того ни с сего, посреди бела дня! Дело столь необычное, что царь не желает откладывать его до приемного дня.

Ко дворцу валом хлынул народ. Толпа сплетничала и возбужденно следила за тем, как муж Брахи с младшим братом и несколькими верными солдатами спешат на суд. Из-под ног теснящегося люда, хлопая крыльями и гадя на головы, взлетали голуби. Торговцы торопливо собирали разложенные товары, взваливали их на спину и вливались в поток людей, чтобы узнать, что происходит.

Из ворот вышли шестеро стражников в полном облачении и задули в трубы.