Царь смотрел на Дину. Она стояла, гордо выпрямив спину. Губы ее едва заметно дрожали. Она сцепила пальцы, но не могла утаить от зоркого царского взгляда дрожь в руках.

Рядом с ней Браха, казалось, была близка к помешательству: тряслась, как комар-долгоножка, под глазами – темные круги.

А ведь это его царская воля довела ее до столь жалкого состояния. Это его вина. Она слишком молода, чтобы рожать. Надо было прислушаться к подозрениям друга. Родители Брахи обманули царских сватов. Поклялись, что их дочери исполнилось восемнадцать зим. Повсюду ложь! Повсюду обман! Люди готовы не задумываясь пожертвовать собственным ребенком, дабы заручиться поддержкой могущественного союзника! А эти кивающие прислужницы! Трясутся от страха и готовы на все, лишь бы спасти собственные шкуры.

Ничем не выдавая своих чувств, царь повернулся к занятной троице по другую сторону от младенца, оперся локтем на колено и подпер рукой подбородок. Кормилице полагалось бы сосредоточиться на нем, на царе, но она то и дело беспокойно косилась на щурившегося от солнца плачущего младенца. Девочка вложила руку – загорелую, грубую, разглядел он во время их разговора, – в темную ладонь мальчика. Лицо мальчика, совсем еще детское, посерело от страха.

– Говори, женщина! Воспользуйся своим правом! – повелел глашатай.

Вновь разволновавшаяся толпа затихла. Женщина вздрогнула и неловко присела в поклоне.

– Государь… – поколебавшись, она поклонилась и царскому другу: – Господин… в ночь, когда твоя сестра Дина и твоя молодая супруга прибыли в наше селение, я с помощью дочери родила ребенка – сына моего почившего мужа. Мой ребенок был здоровым и упитанным и пил мое молоко. Дочь пошла по воду к источнику, а я заснула с сыном под боком. Пока ее не было, кто-то похитил его и подложил на его место мертвого младенца.

В толпе негодующе загалдели. Люди кричали, вопили, толкались и пихались.

Царь обратился к Зиссель.

– Видела ли ты подмену своими глазами?

Иавин перевел жесты Зиссель:

– Государь, она говорит, все было, как рассказывает мать. Она пошла за водой, и ее схватили солдаты. Заметили ее короткую руку и потащили в дом плетельщика циновок. Там она увидела сына Брахи – он был мертв.

Зиссель продолжила. Иавин заговорил, подбирая верные слова:

– Госпожа Дина и одна из прислужниц взяли ребенка и куда-то ушли. Когда они вернулись, малыш внезапно ожил. Зиссель поначалу ничего не поняла. Ей объявили, что это она нашла в ребенке жизнь и должна теперь ехать с ними. Только в пути она хорошенько рассмотрела младенца и узнала в нем брата. Госпоже Брахе не удавалось его покормить. Нужна была кормилица. Зиссель велела мне привести нашу мать. И рассказала, что госпожа Дина похитила нашего брата. Вот так и вышло, что мы теперь стоим перед тобой, о царь!

Ошеломленная толпа загудела. Целительница разговаривает руками, а мальчишка высказывается за нее! Чудеса!

Дина с пылающим лицом шагнула вперед.

– Она лжет! Все это ложь! Сами видите: она все слышит! Она прикинулась глухой целительницей. Наплела, что у одной женщины родилась дочь, но умерла. Она лжет обо всем подряд – может, затем, чтобы подобраться поближе к царю, кто знает? Глаза у нее, как у царя. Незаконнорожденная дочь, которая ненавидит своего отца, – вот вам и повод! Невинная юная девушка вполне может прятать нож в складках туники. Или в том мешочке, что носит на бедре.

Царь поднял руку, не удостаивая Дину взглядом. Ее прислужницы обступили ее и шепотом попытались успокоить.

– А ты, мальчик, где был той ночью ты?

Иавин испуганно воззрился на царя:

– Государь, я был в горах вместе с сыном моего мастера.

– Что ты там делал?

– Мы прятались. Мой мастер боялся, что нас с его сыном могут забрать на… э-э… ну, работы… отбывать… э-э… повинность… Известно какую…

Царь вздернул брови и почесал бороду.

– Выходит, других очевидцев нет?

– Только Беляшка, государь.

– Беляшка?