Не властью единой - Андрей Посняков (2022)

На заимку же Михайла и его люди ехали сейчас не любопытства ради – на красотку дареную посмотреть. Им Клещ нужен был, к этому лешаку ниточки сходились, и, главное, он про отморозков со старого капища мог что-то знать. Маланья, увы, пояснила лишь, что каких-то «разбойных людей» на черторыйское серебро нанимал и как-то на пиру хвастал, что те обещались «страху нагнать на соседей». А какие тут ближайшие соседи? Да ратнинцы же! Связывался с «разбойными людищами» не сам Тороп, а Клещ, именно он дела все улаживал, народ-то там собрался уж больно неуживчивый, буйный. Маланья говорила, Тороп уж не раз пожалел, что с таким сбродом связался.

А еще рыженькая поведала, что Клещ к Лейле неровно дышать стал. Наведывался частенько, вместе и ужинали, а что уж потом делали – бог весть, про то пленница Маланье не рассказывала… Зато сама челядинка кое-что важное прознала! О том, что на заимке красотку держат, вдруг стало известно хозяйке. Марфе Ильясовне. Каким уж образом проведала, кто проговорился, да и случайно ли – бог весть. А только староста Тороп приказал от греха подальше отдать девчонку «ватажникам», вместо серебра.

– Что за ватажники?

– Ну, эти… С которыми Клещ…

Вот Клещу-то Тороп это дело и поручил! Как самому верному своему человеку, который и так с «ватажниками» дело имел.

– Так ватажники-то, выходит, и есть «разбойные людишки»?

Маланья лишь плечом повела:

– Может, и так, а может, и нет. Я же говорю, что знаю. Ну вот, пришли… Вон к заимке тропка…

– А стража?

– Да никого там нет. Дядько Клещ еще третьего дня снял всю сторо́жу. Сам стражу держит… А еще – двух коней привел. И я видела, как у колодца о чем-то говорил с Федором, лодочником. Сговаривался, наверное…

– Ну и глазастая ж ты!

– Я еще и умная, – скромно потупилась дева. – Вижу же все. Уж так не хочется дядюшке Клещу Лейлу ватажникам отдавать… уж так не хочется, что прямо ох! Сюда теперь, налево… Ну, пришли.

– Здесь и останетесь!

В зарослях вдруг возник здоровенный лешак! Как полагается, в «камуфляжной» рубахе и портах, в крашенной луком и крапивой шапке с нашитыми бурыми ленточками… Не возник даже – выскочил, махнул дубиною… Был бы сотник менее ловок, тут бы ему и конец! Да и Маланья б под горячую руку попала… но тоже ловка оказалась – вмиг в малинник нырнула – ласточкой!

Лешак снова замахнулся дубиной… больше напоминавшей оглоблю, да к тому же усиленной набитыми гвоздями да шкворнями…

На этот раз Миша даже бровью не повел: его стрелки – Велька, Ермил, Вячко – уже успели рассредоточиться и теперь выцеливали оглоеда, готовые тут же пронзить его арбалетными стрелами по первому же слову сотника.

Впрочем, Михайла с этим не торопился. Наоборот, даже меч из ножен не вытащил. Заложил за спину руки да процедил, словно фельдфебель на плацу:

– А ну-ка, отставить, хорунжий Клещ!

Именно так когда-то и муштровал лешаков боярин Сан Саныч Журавль!

Услышав знакомую команду, Клещ опустил дубину и невольно вытянулся.

– Вот так-то лучше, – вскользь заметил сотник. – Я не драться с тобой пришел, а поговорить.

– А кто сказал, что я с тобой разговаривать буду? – лешак снова заерепенился, видать, справился с удивлением и теперь лихорадочно пытался сообразить – кто перед ним?

– Будешь, – убежденно отозвался Михайла. – Если деву свою спасти хочешь. Иль все же лучше ее лиходеям отдать?

Сверкнув темными глубоко посаженными глазами, Клещ хмуро тряхнул головой:

– Ты все же кто таков?

– Тот, кто имеет право приказывать.

– Я понял уже!

– Так что? Говорим? Имей в виду, времени у нас с тобой мало.

Подумав, лешак все же махнул рукой и, искоса глянув на изготовившихся стрелков, просипел:

– Ладно, идем… Раз уж так поговорить хочешь.