Не властью единой - Андрей Посняков (2022)

Сотник покачал головой:

– О как! Неведомо куда. Что, так и не объявились?

– Нет, господине, – покусав губы, Горынко тяжко вздохнул. – Недобрые дела у нас в Погорынье творятся. Как сгинул боярин – Тороп почти что всю власть под себя подмял. Часть лешаков – за него, иные же – против. Лешаки – это такие воины, они всегда в лесу воюют и прятаться горазды. Одёжа у них из лоскутков, как из листиков, сшитая, крапивой крашена да луковой шелухой. В двух шагах пройдешь – не заметишь.

– Ну, лешаки не только у вас известны, – нетерпеливо перебил Михаил. – Значит, говоришь, главный – Тороп?

Парнишка кивнул:

– Его нынче старостой выбрали. Клещ с ним, лешаки… Не все, некоторые. Иные же открыто не против. Но – себе на уме.

– Это откуда ж тебе известно? – полюбопытствовал Михаил.

– Так это всем известно, – Горынко пожал плечами. – Не велик секрет. Кто от Торопа землицу получил, кто у него в дружине – тот и за него. Остальные же – сами по себе будут. Там тоже много кого есть.

– А Юрик как? – этот вопрос давно уже вертелся у сотника на языке. – Ну, парнишка такой… в кресле с колесами…

– А! – догадался Горынко. – Вон вы про кого… Юрик Торопа не поддерживает. Но и против не выступает. Хотя Тороп его ненавидит, шибко, говорит, умный. Юрик ныне в мастерских заправляет. Мастерские – это вроде как моя кузня, только куда больше… Шлемы куют, брони, наконечники для стрел да копий… Все на продажу, но могут и на заказ – если сразу много. Юрик в мастерских не то что за главного, но… уважают его там, по многим вопросам – советуются. Кабы не это да не дядько Медведь, Тороп давно бы Юрика скушал. Он, Тороп-то, не любит, когда кто-то сам по себе. Такой уж человек.

Сотник махнул рукой:

– Да таких много. А дядько Медведь жив, значит?

– Да жив. Хороший человек, справедливый, хоть и из лешаков. Многие его в старосты прочили… И Тороп это не забыл.

– А ты откуда так хорошо про Торопа знаешь? – снова засомневался Михаил.

Парень развел руками и скривил губы в улыбке:

– Ну, господине, как же не знать? Не знал бы – и жив бы не был. Я ж недалече от селенья Журавлева живу. Заказчики ко мне – немного, но наезжали. Вот и рассказывали. Я-то сам говорить не очень люблю – больше слушаю. А люди ведь любят, чтоб их слушали, иные только затем и беседы заводят.

– Умный ты человек, как я посмотрю, – искренне похвал сотник. – Философ!

– Данилы-мастера слово, – Горынко улыбнулся еще шире. – Хочу спросить… ты, господине, кто? Или мне знать того не надобно?

Вот тут Миша задумался. Что дальше делать с этим парнем? С одной стороны, умен и много чего про местные дела знает, а с другой – лишний свидетель. Отпустишь – слухи пойдут разные. Кто-нибудь сопоставит факты, скумекает…

Уфф… неохота убивать-то… зря.

Да уж, к этим вот бытовым убийствам «на всякий случай» Михаил никак не мог привыкнуть – противился всей душой. Да, с распространением Христовой веры поменьше стало всего этого паскудства, но все же, все же продолжалось, особенно в дальних лесных деревнях, где еще чтили да помнили старых жестоких богов, где от любого чужака ничего доброго не ждали и все дороги считались ведущими в загробный мир, в мир мертвых.

Что же делать с Горынкой?

– Эй, Войша! – встав, сотник выглянул в дверь. – Накормите парня. Ну и пусть он с вами тут, во дворе, посидит.

– Сделаем, господине…

– Иди вот, поешь… да отдохни малость с дороги, – похлопав по плечу, Миша выпроводил парня и нервно заходил по горнице, довольно просторной, но темненькой, с маленькими волоковыми оконцами, очагом и широкими лавками вдоль стен. Да, сундуки еще были и стол, сколоченный из толстых дубовых досок. Нет, если б нормальную печь сложить, так вроде и ничего было б. Слава богу, не какая-нибудь полуземлянка – изба! Да на высокой подклети – так всегда строили жители болот, чтобы меньше было сырости. Ну да, ну да – дрягва, болота кругом, какие уж тут землянки?