Вторая смена - Лариса Романовская (2014)

Мечты ее – посмелее, хоть ей до сих пор неловко.

Она говорит: «Он классный», – она его сильно хочет.

Особенно если бойфренд подался в командировку.

У третьей примерно те же мечты и обрывки дремы,

Конечно, и ей не светит, но ей его так хотелось.

Ведь он такой загорелый и выбрит ужасно ровно.

Она его называет «кумир золотого детства».

Еще одна улыбнется и скажет, что это в прошлом.

Есть муж, сыновья-погодки. Других впечатлений хватит.

Хотя, если между нами, она все забыть не может,

Как в тот кинозал входила. Пять раз. В самом лучшем платье.

Их много, на самом деле. Похожих и не похожих.

Одни его еле помнят, другим он как призрак мужа.

Он был таким синеглазым, таким неприступно-сложным,

Сейчас он немного старый. Но им это знать не нужно.

У них есть свое забвенье: мечты, полусны, легенды

И постер на дверце шкафа – чуть выбеленный на сгибах.

И тот эпизод – ну знаешь, уже в конце киноленты,

Где он от коварной пули так нежно и сладко гибнет.

Конечно, там что-то было: еще одни кинопробы,

Потом неудачный кастинг и сорванный график съемок.

Он больше не стал соваться: он был от природы робок

И шел по жизни с улыбкой обиженного ребенка.

На самом деле он вырос. А можно считать, что выжил.

Хотя на финал картины реальность не повлияет,

Обидно, что в наше время о нем ничего не слышно.

Ведь он был таким героем. Потом они засыпают.

Он снится еще и этой: шестнадцать, курносый носик,

Есть грудь – целый третий номер, роскошнейшие ресницы.

Он, кстати, о ней не знает. Ему сейчас сорок восемь.

Он менеджер крупной фирмы. Ему ничего не снится.

05.09.10

До ланча оставался еще час с гаком, наплыва публики в «Марселе» не наблюдалось, ставь машину куда хочешь. Обладатели помятой «бэхи» захотели приткнуться у крыльца. Ни водитель, ни пассажир вылезать не спешили…

– Никуда не сворачивал, из дома – сюда, – уверял пассажир, всматриваясь в затянутые офисными жалюзи окна второго этажа. Водитель кивнул, глянул на собеседника – словно молча хотел вопрос задать. Пассажир поморщился, зашарил у себя по карманам.

На экране айфона темнело сообщение: «Согласен, но есть условие. У меня после 11:00». Отправитель депеши значился в айфонном реестре под никчемным прозвищем «Второй». В мобильнике водителя этот номер был маркирован еще более лаконичным «Скиф», а в телефончике Евдокии Ольговны Озерной те же десять цифр скрывались под трогательным «Заяц». Речь шла об одном и том же мирском, находящемся сейчас в своем служебном кабинете, на втором этаже.

В машине резко запахло смолой и свежей зеленью. Обитатель пассажирского сиденья, бывший пару минут назад вполне мужчиной, торопливо менял пол. Сперва бормотал под нос ведьминское, потом перешел на мат. Отдышавшись, произнес неуверенным голоском:

– Фоня, жвачку дай. Сейчас наизнанку вывернет.

Водитель извлек скомканный полиэтиленовый пакет, протянул, хмыкнув добродушно:

– Тошнитесь, барышня, на здоровье. Ни в чем себе не отказывайте.

Пассажир (теперь, вероятно, его следовало именовать пассажиркой) вцепился в пакет.

Если бы Артем Викторович Зайцев заглянул сейчас в машину, он бы точно признал в свежеиспеченной женщине свою недавнюю гостью, именовавшую себя «Коллегой». Но господина Зайцева тут не водилось.

– Хватит марафет наводить, и без того красотка. Давай, кавалер заждался.

– Да пошел ты… – Девичий голос дрогнул, ругательство захлебнулось в приступе смеха: – Я сейчас… говорить начну и заржу… Пискляво как!

– В тот раз же не ржал.

– В тот раз мы почти все время мысленно, там тембр не различить. Тебя бы на мое…