Пока я здесь - Лариса Романовская (2022)

Она тоже носит ключ на шее, как Тай! Это просто ключ или символ? Получается, что сестра Айя – на стороне Тай, а мать Анатолия и я – на другой. И непонятно, какая из сторон правильная. Зависит от того, с какой смотреть.

– Мать Анатолия, мы бы без вас совсем пропали.

Мама Толли улыбнулась и сказала что-то очень тихо. Сестра Айя снова поправила воротник, ответила ещё тише. Но я бы всё равно не разобрала, в зал начали входить люди.

Я не знаю, как их правильно назвать: «пациенты», «заключённые»? Просто «дети, старики, женщины»… Мужчин почти не было, только старые, типа Лария. Дети были по возрасту как детсадовцы, они вышли из дальнего коридора, пар шесть или семь. И сразу же пары рассыпались, дети бросились к женщинам, обниматься, хватать за руки, у одного малыша в руках была мягкая игрушка, слон. Он этого слона сразу прижал к плечу своей… женщины… Типа слон её тоже обнимает. Детей было мало, всем не хватало… их сразу начали тормошить, расспрашивать.

Я вспомнила, как за мной в садик приходили вечером и я рассказывала всё и сразу и рылась в кармане папиной куртки или маминого пальто. У мамы там всегда были конфеты, брелоки, «киндер-сюрпризы». У папы «Холлс» в чёрной обёртке и простая мятная жвачка, я до сих пор, когда такую покупаю, называю её мысленно «папина». И я очень долго, наверное, класса до третьего, рылась у мамы и папы в карманах… Меня отучила воспитательница с продлёнки.

Тут тоже рылись в карманах, и обнимали, и рассказывали всё вперемешку.

– Мама Соня! А мы видели кота!

– Мама Рая, я тут!

– Мама Рита…

На меня больше никто не смотрел, все разглядывали малышей и им улыбались.

К нам подбежали двое, девочка и мальчик. Девочка рыженькая, очень бледная, с голубой жилкой на виске, мальчик загорелый, бритый налысо, с красивыми раскосыми глазами…

Они бежали наперегонки и кричали тоже будто наперегонки.

– Мама Толли! А ты знаешь, мы тоже видели кота!

– Знаешь, мама Толли, к нам кот приходил!

Мама Толли присела, чтобы они оба могли ей кинуться на шею. Обхватила обоих, начала с ними покачиваться, тереться носами…

– Капельки мои…

И я сразу отошла в сторону. Уступила им маму Толли. Наверное, когда Юра был маленьким, он тоже вот так скакал и шептался… И может, отпихивал кого-то типа этой рыжей девочки.

– Что ты им покажешь, Дым?

Ко мне подошла сестра Айя. Рядом с ней не было детей, она всё это время стояла у стены, наблюдала. И та сестра, которая привела в зал малышей, тоже только наблюдала, не вмешивалась… А теперь они обе стояли рядом со мной, охраняли или стерегли.

– Что я им что?

Сестра Айя показала на экран.

– Минут на пять, не больше… И что-нибудь простое, чтобы поняли.

Я схватилась за спинку стула. Про собаку? Про школу? Про детсад и жвачку в папиных карманах? А они поймут про семью?

Я бы спросила маму Толли, но она всё ещё обнимала детей.

– Пройти можно?

Среди фигур в тёмно-розовых халатах мелькнула… Или показалось? Резкие движения, темные волосы, хриплый голос… знакомый такой!

– Пройти можно? Ну?

– Тай?

Фигура не отозвалась. Я повторила погромче:

– Это ты, Тай?

Сестра Айя повернулась, заслонила обзор.

– Нам надо начинать…

Я посмотрела на маму Толли. Девочка шептала ей что-то в ухо и теребила капельку на платье. Мальчик показывал, как он умеет говорить «ррррр».

Конечно, они поймут про семью.

Я села, выпрямила спину, уставилась в экран… И в зале сразу же стало тише, на детей не шикали, они сами одёргивали друг друга.

Я представила, что это спектакль. То, что я сейчас показываю. Театральная импровизация… Закрыла глаза, сосредоточилась… А потом уставилась в экран. На нём проступили тёмные пятна, как на бумаге, которую держат над свечой…

Пятна поплыли, начали менять форму, теперь это было похоже на масло в лавовой лампе…