Дед Ларий рассказывал мне без особых деталей, но то, что я поняла, было ужасом. Несколько раз отец Юры пытался выбросить мать в окно, чтобы она напугалась, чтобы были крики… С Юрой он тоже так попробовал. В какой-то момент мать убила отца, ударила ножом для колки льда, когда он спал… Юра это видел. Мать забрали, она далеко, у Северного Экрана, Юра остался здесь, жил в милосердном доме, там работала мама Толли, она о нём заботилась. Потом Юра вырос, вступил в Орден, стал работать на энергостанции. У него очень давно не было таких приступов. Им всем очень жаль, что я с этим столкнулась.

– А уж мне-то как жаль!

А мне и правда было жаль. Я вдруг вспомнила папу после корпоратива. Он тоже себя не контролировал.

– Что с ним будет?

– В нашем Ордене есть специалисты, они им займутся. Мы не будем отправлять его в милосердный дом.

Я так поняла, что этот милосердный дом – что-то вроде больницы широкого профиля. Или даже помесь больницы с детдомом и психушкой. Надеюсь, психи, сироты и преступники там не в одной палате лежат.

– Почему вы под запретом? Почему я – вне закона?

– Некоторые думают, что так нельзя, что мы не должны использовать чужую силу эмоций. Но это очень нерациональный подход. А ты как думаешь?

Дед Ларий протянул мне новую каплю. Чистую, ясную. Я могла бы от неё отказаться. Ну, если бы не была с ним согласна. Но я тоже считаю, что ресурсы надо беречь, я уже давно выкидываю пластик в отдельный контейнер, сдаю все батарейки и крышечки на переработку и хожу в магазин только со своим шопером, не покупаю одноразовые пакеты. Я готова сдать свои эмоции на переработку.

– Приколите сами. Теперь вы будете меня беречь.

Он не дед, нет! Другое слово. Он – старец.

И я ему верю. Только вот…

– А можно я сейчас пойду домой? Туда, к себе…

Ларий кивает.

Сейчас реальность дрогнет, мигнёт – как сцена под софитами. Потом я исчезну…

8

Прихожу в себя на скамейке в парке. Рядом со мной стоит охранник с фонарём. Стучит чем-то металлическим о ручку скамейки. Нет, об эти, о перила. О подлокотник!

– Встаём, встаём, выходим!

И идёт вместе со мной к выходу. У меня в кармане вибрирует телефон, там мама и папа, наперегонки, мама лидирует со счётом 16: 7. На экране 00:19. Число завтрашнее, нормальное. Меня здесь не было почти шесть часов. Нет, почти пять.

Я дико замёрзла и в туалет хочу так сильно, что могу не дотерпеть до дома. Но охранник смотрит, поэтому в парке нельзя. Пробую идти быстро, а ноги не хотят. Как в кино после этого… ну не помню… Фильм очень длинный был, я потом никак не могла нормально спуститься к туалетам, навернулась с лестницы, потому что ноги были будто не мои.

Мама звонит, а я никак не могу принять вызов, руки тоже почти не гнутся. Наконец останавливаюсь на выходе из парка, отвечаю.

– Викуша! Ты где? Ты жива? Ты в порядке?

– Не знаю. А нет, знаю уже. Выход из парка напротив «Магнита» и «Динозаврика»!

Охранник разворачивается, уходит по аллее. Я стою возле яркой парковой вывески. Её на ночь не выключают. Светофор горит жёлтым, возле «зебры» стоит пустой ночной автобус, сияет синим салоном.

– Стой там, никуда не уходи… Папа уже бежит. Викуша, стой, где стоишь. Я тебя очень люблю. Ты слышишь?

Папа не бежал. Просто быстро шёл, увидел меня и замедлился, мы махали друг другу, типа всё в порядке, я нашлась, чего паниковать. И спросил без всякого напряга и волнения:

– Ты как?

– Загулялась. Просто гуляла. Бывает. А что?

Папа вдруг схватил меня двумя руками. Как в детстве, когда я боялась пылесоса, когда училась плавать и ездить на роликовых коньках. У папы сильные руки.

– Пошли, там мама в панике… Будешь её успокаивать.

От папы пахло папой. Не жвачкой, не пивом. Просто человеком. Я в него вцепилась так сильно, будто мы с ним сейчас снова были на море, я снова маленькая и он меня учит плавать.