Янтарные глаза - Вилма Кадлечкова (2013)

– Вот что забавно, – раздался его голос. – Ты боишься меня намного больше, чем их. Это большая ошибка. Что я, по-твоему, могу с тобой сделать? Позволь угадать. Я, старый насильник, затащу тебя в подвал и начну душить чулком. Конечно.

– Ты не понимаешь, – выдавила Пинки.

Блеск его взгляда – прозрачная серость.

– Что же тут непонятного? – усмехнулся он. – С тобой что-то произошло. Это точно связано с Ӧссе, вполне возможно, с моим отцом, и непременно со мной. С гӧмершаӱлом – да. С корабельным ӧссеином – да. С лардӧкавӧарами – совсем нет, судя по дальнейшим твоим вопросам. Это произошло давно – как ты сама говоришь, «давным-давно», но сейчас что-то оживило твои воспоминания. Тебе нужно узнать что-то от меня, что-то об Ӧссе, но ты не можешь спросить прямо. Тебе нельзя говорить об этом, но ты не можешь молчать.

Пинки ошарашенно смотрела на него.

Лукас отвернулся и снова закрыл глаза.

– Ты до сих пор не понимаешь, Пинкертинка, – произнес он. – Все, что связано с Ӧссе, может быть смертельно опасно. Если я прав и дело касается меня, я могу оказаться под угрозой. Что-то может нарушить мои планы. Также я могу оказаться в неприятной ситуации, ничего не подозревая. Велик соблазн подчиниться чувству самосохранения и просто выбить из тебя все, что мне нужно знать.

– Нет! – пришла в ужас Пинки.

– Тебе наверняка станет легче, если ты скажешь мне.

– Нет.

Лукас вздохнул.

– В таком случае я попрошу тебя лишь об одном, – сказал он. – И это действительно важно. Если это связано со мной и ты все-таки не хочешь мне рассказывать – не рассказывай и никому другому.

– Я бы никогда… – выпалила Пинки.

И тут же замерла. «Ох. Я ведь именно это и сделала».

– Возможно, у тебя не выйдет, – добавил Лукас. – Иногда ӧссеане могут выпытать такие вещи, которые человек не хотел говорить. Если тебя поймают в трёигрӱ, скорее всего, ты ничего не сможешь утаить.

Пинки сжимала зубы. Ее душило чувство вины: страшная мысль, что она предаст Лукаса, несмотря на его невероятное великодушие… что каждым своим действием и каждой мыслью она уже его предает.

– Но на тебя оно не действует, – подчеркнула она. – В чайной ты смотрел им в глаза совершенно спокойно.

– Ради ароматного гӧмершаӱла можно проглотить что угодно, а?

– Хватит дурачиться! Почему тебя не берет?

Улыбка Лукаса погасла.

– Пинки, что я могу тебе сказать? Я четыре года жил среди них! Если бы я не мог смотреть им в глаза, это вызывало бы множество трудностей, тебе не кажется?

– Но разве у тебя не горят глаза? Разве… разве у тебя нет этого отвратительного ощущения, будто в тебе все замерзает, что из тебя всё высасывают, что… что…

Лукас в удивлении повернулся к ней.

– Пинки, с тобой это произошло, – сказал он. – Кто-то из них поймал тебя – это правда?

– Нет! – выкрикнула она. – Совсем нет! Я… просто…

Она чувствовала, как на щеках выступает румянец. «Он прекрасно знает, что я вру, – с ужасом понимала она. – Такая глупая ошибка, предательство, неумение… я перед ним как на ладони – все мои отчаянные маневры, все мои идиотские оправдания – он не может не знать!» Лукас молча смотрел на нее. Прозрачная серость его глаз была подернута печалью. Пинки тихо ежилась под этим взглядом.

«А почему бы не признать это? Я могу сказать, что ӧссеанка парализовала меня своим трёигрӱ и сама открыла письмо, – мелькнуло в ее голове от полного отчаяния. – Вот и решение!» Но она не осмеливалась подкинуть такую ложь именно ему – ему, который и так все видит, – пока хорошенько все не обдумает. Тут же обнаружилась серьезная проблема: если он и не прочитает у нее на лице, что она лжет, то может найти саму ӧссеанку и проверить информацию. Ведь почти гарантировано, что они знакомы!

Она еле сдерживалась, чтобы не разрыдаться. «Нет, нельзя об этом рассказывать – но я не могу молчать. Мне не хватает чести – но не хватает и подлости». Нет, у нее не было надежды. Совсем.