– Это трудно объяснить. Трёигрӱ – это еще один орган чувств, то есть само по себе оно нейтрально как слух или обоняние. Можешь представить себе инопланетян, которые имеют такие же защитные механизмы, как тот же электрический скат или скунс, но с ними все равно можно найти общий язык. Речь лишь о том, для чего они это используют. Все ӧссенское общество построено на постоянном выстраивании и укреплении иерархии. Каждый их разговор – это, на самом деле, битва за власть. А трёигрӱ – идеальное приспособление для этого. С его помощью они могут когда угодно и кого угодно утащить на свое собственное поле, а там уже хорошенько за него приняться. Как только человек попадает в трёигрӱ – а для этого хватает одного непроизвольного взгляда незащищенных глаз! – он тут же начинает играть по их правилам. Им все равно, что у тебя может и не быть никакой другой цели, кроме как отвести глаза и уйти куда подальше. Тебе придется бороться, хочешь ты этого или нет, только за право покончить с этим. А если ты не выдержишь, паук увлечет тебя туда, куда ему захочется.

Лукас задумался.

– Понимаешь, это не нападение на людей. Ӧссеане делают это преимущественно с себе подобными. С помощью трёигрӱ они постоянно проверяют, не пытается ли кто занять в их стае место, которому не соответствует. Они постоянно друг друга экзаменуют.

– Страшно, наверное, там жить.

– Немного устаешь, – допустил Лукас.

– Когда я… – начала Пинки.

Она видела, как Лукас прислушался, и закусила губу. «Ну а что будет? Он все равно уже знает».

– Когда это произошло со мной, у меня не было чувства, что… что речь идет о доминировании, – спешно закончила она.

Ее лицо покраснело под изучающим взглядом Лукаса, и она тут же виновато опустила глаза.

– Прямо сейчас, Пинки, в этот момент, ни один ӧссеанин, который тебя хоть немного уважает, не позволил бы тебе отвести глаза, – констатировал Лукас. – Ты бы должна была заслужить в бою право сохранить свою тайну.

Лукас посмотрел на свой нетлог, затем снова удобно откинулся и закрыл глаза.

– Сложно делать выводы, не зная обстоятельств. Но если тебе кажется, что в этом разговоре никто не принуждал тебя сопротивляться, это свидетельствует лишь о том, что ӧссеанин вообще не посчитал тебя способной вступить в эту игру.

– Это трёигрӱ произошло по ошибке.

Лукас поднял глаза в изумлении.

– По ошибке?!

– Непроизвольно, – объяснила Пинки. – Ненамеренно.

Лукас рассмеялся:

– И сколько оно длилось?

– Целую… целую вечность.

– Постарайся определить в более конкретных единицах.

Пинки запнулась.

– Прости… Я… наверное… Наверное, полчаса? – предположила она.

– Нет, – сказал Лукас.

– Нет?..

Лукас задумался.

– Ну ладно, вот тебе пример, чтобы ты представляла себе масштаб, – сказал он со вздохом. – Когда я впервые попал в трёигрӱ, что произошло ровно в мой десятый день рождения, то потерял сознание примерно через двенадцать минут. Однако они намеренно ставили этот эксперимент – а я подобающим образом сопротивлялся, потому что меня это выводило из себя, так что можешь считать это верхней границей физических возможностей нетренированного человека. Я приходил в себя два дня. Классический синдром контакта – жар, тошнота, галлюцинации и прочее. В общем, только чудовища и никакого торта!

Лукас засмеялся и махнул рукой.

– Чаще всего до таких крайностей не доходит. Ты можешь хотя бы определить время, за которое пришла в себя?

– Господи, как… как твой отец мог такое допустить?

– Мой отец запланировал это, – заверил ее Лукас. – Ну же, Пинки. Ты можешь описать, что с тобой потом происходило?

– Около полутора часов я сидела… сначала плакала, потом просто смотрела в стену. У меня горели глаза, но не как от плача, сильнее. Я хотела заварить чай, но… но я просто не могла встать.

– Хм. – Лукас пожал плечами. – Должно быть, оно длилось около десяти секунд. Может, пятнадцать.