Янтарные глаза - Вилма Кадлечкова (2013)

Отец смотрит в его глаза с язвительной иронией.

– Для меня тоже, Лукас. Конечно, при условии, что цель моей жизни – нанести тебе травму посильнее, не так ли?

Его губы кривятся – ирония на мгновение сдает позиции и сменяется горечью. «Ему действительно жаль, может быть, он совсем не хотел, чтобы все зашло так далеко, и он от всего сердца теперь хочет простить меня, – думает Лукас. – Ну же, папа, сделай это, если хочешь удивить меня!» Но в этот момент глыбы льда вновь приходят в движение и маска возвращается на место.

– Так и быть, я принимаю твое предложение, – заявляет отец. – Я накажу тебя, как ты сам для себя выбрал. Но признáю, я бы к такой мысли сам не пришел.

– Я рад, что это произвело на тебя впечатление, – выдавливает из себя Лукас, стараясь не впадать в полное отчаяние.

Каникулы. Жарко и душно; воздух в комнатке затхлый и совершенно неподвижный. В ней нет кондиционера. Нет окон. Нет мебели. Камень и металл.

– Я бы попросил твой нетлог, Лукас.

Лукас без слов стягивает браслет. Вероятность, что отец забудет отключить ему доступ в Сеть, с ее множеством игр и фильмов, он оценивал примерно на половину процента, так что даже не разочарован.

На самом деле никаких чувств у него нет. Никаких мыслей. Только жуткий страх.

Пока светло, он осматривается и отмечает в памяти, что где лежит: бутылки с водой и ӧссенским чаем справа, ведро слева. Очень просто. Видеть ремни дрӱэина на щиколотках необязательно – они уже затвердели от жары как кусок высушенного дерева, и нет угрозы перестать их чувствовать. Оковы соединены длинным канатом, протянутым сверху по кругу. Ноги могут быть в полуметре над полом. Или он может стоять на одной. Или же на всем этом повеситься.

– Я оставляю тебе старый телефон со своим номером на случай, если произойдет критическая ситуация, – добавляет отец. – Но помни: если ты воспользуешься им без целесообразной причины, тебе придется выбирать из двух оставшихся вариантов. Вопросы?

«Погаси уже свет! Уходи! Не смотри на меня, когда я здесь как свинья на крюке мясника!» – кричат в голове Лукаса отчаяние и стыд.

– Нет.

– Ты не передумал?

– Нет.

Сумрак. Еще темнее, когда закрылась дверь. И наконец абсолютная тьма, когда гаснет и свет в коридоре. Звук отдаляющихся шагов. «Я мог бы воспользоваться моментом и писать хорроры, – думает Лукас. – Что-то вроде Эдгара Аллана По; но моя литературная карьера, скорее всего, провалится от отсутствия великих идеалов и недостатка крыс.

И вообще, зачем описывать простую действительность?»

Глаза привыкают к темноте, но нет ни единого отблеска света. Лукас касается ступнями каменной стены. Он беспомощен, как черепаха, перевернутая на панцирь. В голове шумит кровь, а спина влажнеет от пота. Медленно, со скрипом он пропускает в свой разум эту страшную мысль. Это то же самое чувство, как когда человек стоит на ступеньках у ледяного бассейна.

Неделя?!.

Неделю – здесь, в темноте, связанный, голодный, один?!.

Но на такой ужасающий океан времени его фантазии не хватает.

Он судорожно сжимает в ладони телефон и борется с желанием позвонить сейчас же. Просить. Сказать отцу, что передумал. Что угодно! Изо всех сил он старается взять себя в руки, но страх на вкус как опилки с клеем – удушающий комок, после которого в горле все пересыхает. Лукас упрямо сглатывает и размышляет, как долго он сможет выдержать… и каковы второй и третий варианты… и вообще, сколько он будет перекатывать их оба в голове без надежды на однозначное решение. «Вот увидишь, Лукас, через пару часов ты размякнешь, как масло, – думает он с плотоядной язвительностью, которая обычно ему помогает. – Ты будешь вымаливать, чтобы он тебя отпустил. Лыжи к черту. Каникулы к черту. Самоуважение тоже. А пока не решишься, будешь тут корчиться, смотреть на несчастную зеленую кнопку на допотопном телефоне и раздумывать, нажать ли ее».