Дочь реки - Елена Счастная (2020)

Так уверенно, что самой страшно сделалось. Как будто право он уж возымел на нее какое. Оберегать и присматривать за ней. Подавать миску с похлебкой у костра и накрывать плечи тем самым узорным шерстяным покрывалом, что хранило его запах: терпкий, ореховый. Все эти мгновения, на которые она и внимания не обращала за время пути, вдруг отчетливо встали перед глазами. Вцепились в мысли, вращаясь, как россыпь бликов по листве, как бывает, если встать под деревом и кружиться, задрав голову к кроне. Странно так. И отчего-то тепло становится на кончиках пальцев. И на скулах, что загорелись непрошенным румянцем.

Отец увидел все, конечно.

— Рарог твой… — заикнулся было, но продолжать не стал. Добавил только. — Душа заблудшая.

— А я не заблудшая будто, — отчего-то захотелось его защитить. Хоть он, может, и не достоин того вовсе.

— Я не хочу, чтобы так было, — тверже заговорил отец. — О том и говорить с тобой хотел. Замуж тебе пора.

Гроза и рот открыла да закрыла вновь. Как будто весть эта для девицы, в самые подходящие лета вошедшей, не должна быть обыденной. И более того — желанной. Многие с малых лет, как только понимать начинают, что и к чему в их семье-роду, о свадьбе грезят. И кукол нянчат, и науку женскую постигают рьяно, чтобы дальше, в жизни замужней, было легче. Гроза от того, чему ее женщины учили: сначала мать, а там и сестра отца — не отлынивала никогда. И пряла- вышивала, ткала не хуже других, хоть и без особого рвения тем занималась. Да оставь ее на хозяйстве одну — со многим справится. Только вот мечом или топором помахать или верхом проехаться для нее всегда было милей. Отец не усердствовал в обучении дочери тому, что парню знать положено: девчонка ведь. Но и с заметным удовольствием принимал ее желание постичь дело для него привычное и занимающее много места в жизни. Оттого и вышли ее умения ни то, ни се. Так только, русина вон по тропе погонять, чтобы запыхался.

А как узнала Гроза о том, что мать ей в наследство оставила, какое приданое подготовила, так и вовсе даже самые дальние мысли о замужестве она стала от себя гнать. И только луну за луной отсчитывала до того мига, как сможет вслед за ней уйти, отца уберечь и тех мужчин, что на ее пути встречались или встретиться могли.

— Может и пора, — наконец выдавила она. — Да только ты как будто не знаешь, что нельзя мне…

— Почему это нельзя? — отец приподнял густые брови. — Коль выйдешь замуж до следующей Красной горки, так ничего тебе грозить не будет. Отпустит она тебя.

Она… Так сказал, будто имя матери и произносить ему больно. А может, мерзко — кто знает, чего больше было в душе Ратши к ней. Теперь, по прошествии стольких лет. Как будто и отболело многое, а все равно незаживающий нарыв остался. И забирала эта хвороба душевная из него силы.

— А ты как же? — не сдержалась Гроза.

Он понимал все. И, наверное, желал оттого еще более рьяно дочь уберечь.

— А что я? — развел руками Ратша. — Я годы свои прожил так, как мне совесть велела. И ни о чем не жалею. Вот только тебя замуж выдам — и все.

Он накрыл ладонь Грозы своей, но она отдернула, едва с места не вскочила, но удержалась. И зажгло веки злыми слезами: чувствовала она себя зайцем загнанным. Все пути один за другим отрезаются. Мало было ей князя, так еще и отец принялся ее вразумлять и волю свою навязывать.

— Я думала… Смогу с ней встретиться. Уговорить не трогать тебя. Отпустить, — пробормотала еле-еле, давя в груди душное негодование.

— Нашла, с кем говорить. У нее ж сердца нет. Нет ничего. Жалко только, что я понял это поздно. Как в дурмане был, — отец вздохнул. — Так что ты глупости эти брось! Хотел за тобой ехать, как с русинами все решится, но раз уж ты сама сюда примчалась, стало быть Макошь и Лада так решили. Одобрили.