Дочь реки - Елена Счастная (2020)

Но, прежде чем закрыть дверь, Гроза заметила краем глаза пятно светлое на лавке у незакрытого оконца. Оно светилось, как пятно света луны посреди ночи. Но ночного ока, конечно, уже не было на небосклоне, а с той стороны избы покачивались тонкие ветки боярышника, в которых путались лучи Дажьбожьего ока. И потому пятна этого на лавке и вовсе не должно было быть. Наверное, ширинку кто оставил, — была первой мысль. Да кому ее тут бросить?

Гроза оглянулась в сторону реки, вдохнула отрезвляющий воздух, который пронизывал, словно нитка — морошку. Взбудоражил все внутри тонкий запах трав и дыма, что дотягивался издалека. Почти бездумно она шагнула в затхлую тьму покинутой избы, осторожно спустилась по хлипкому всходу — и ступни, словно тиной, окутало пылью, такой ощутимой, словно пол был шерстью устлан. Нехороший, тревожный запах сильнее ударил в ноздри. Гроза прикрыла нос ладонью, всерьез опасаясь, что где-то здесь в темном углу лежит падаль. И не хотелось наступить на нее в сумраке покинутого жилья.

Но странное пятно так и манило, словно шептало даже. Она подошла и остановилась у лавки. Оказалось, на ней лежала чистая, без единого пятнышка, и как будто даже совсем новая женская рубаха. И лишь приглядевшись, можно было заметить, что она слегка прозрачная: сквозь нее просвечивали доски. Гроза протянула руку и дотронулась самыми кончиками пальцев до прохладной ткани. Отдернула, словно обжегшись о лед, а в другой миг подхватила рубаху и расправила, не в силах отвести взгляда от тонкой работы, вышивки калиново-красной, широкой — по вороту, рукавам и подолу. Захотелось немедленно надеть ее, ощутить нежность тончайшего льна — а может, и заморского шелка? — на коже. Она повертела одежу так и эдак и отбросила от себя, словно склизкую лягушачью шкурку, когда увидела сзади на подоле неровное густое пятно крови. Отшатнулась, только на него и глядя. От вида его глаза щипало будто, а в виски мысль вкручивалась до хруста: ее это кровь. Еще горячая, липкая.

Гроза развернулась и опрометью бросилась прочь из избы. Едва не полетела кубарем, когда, позабыв о всходе, споткнулась о него. Ободрала ладони о неровные доски двери. Только выскочив наружу, приостановилась немного, но продолжила идти, стремясь поскорее оставить жутковатую избу за спиной. В горле будто подпрыгивало что-то горячее, тяжелое, так и норовя провалиться глубже и удушить. Гроза мяла шею, пытаясь растереть этот затхлый комок, но он никак не поддавался, а сердце гулкими ударами только подбрасывало его выше.

Трава цеплялась за ноги, мешая идти, задерживая. Гроза обернулась только раз: изба уже скрылась за ольховником, едва выпустившим бледно-зеленые листочки. Стало чуть легче. Гроза потерла пальцы друг о друга, как будто еще чувствуя на них липкость подсыхающей крови, хоть и не притронулась к ней. В животе вдруг закрутило так туго, что хоть плачь. Словно внутренности все вдруг высохли. Гроза прижала к нему ладонь, останавливаясь, провела вниз, не зная, что нащупать хочет, просунула слегка между ног — и вновь ощутила вязкую влагу на коже. Опустила взгляд и вскрикнула: пальцы окрасились блестяще алым. Густым, как не бывает даже в дни лунной крови. Комок в горле снова уплотнился — она попыталась вдохнуть, но не смогла и, сделав всего один шаг, резко рухнула лицом вперед.