Я уезжаю! - Дана Шварц (2018)

– А ты знала, – говорит мама, подбирая с тарелки оставшиеся подгорелые кусочки, – что «французский жареный картофель» – неправильное название? Он был придуман в Бельгии, а во время Первой мировой войны… или Второй мировой? Не важно. В общем, во время какой-то войны американцы увидели, что его едят во Фландрии, и решили: раз бельгийцы говорят по-французски, значит, они находятся во Франции. Отсюда, – она машет последним ломтиком, – и французский картофель.

– Как интересно, – говорю я, только сейчас ощутив в животе оседающий жир от съеденного за последний час. – Откуда ты узнала?

– Прослушала половину экскурсии, пока ждала, когда ты закончишь свой рисуночек.

«Рисуночек». То, каким снисходительным тоном были произнесены эти четыре слога, тут же лишает меня хорошего расположения духа. Лицо застывает в хмурой гримасе, а жир давит такой тяжестью, что как бы меня сейчас не вырвало.

– Итак, чем хочешь заняться в оставшееся время? – спрашивает мама, похлопывая себя по животу. Уже час дня.

Я подумываю о том, чтобы устроить ей бойкот, но сама мысль снова затевать ссору с Элис Паркер меня угнетает. Так что я проглатываю обиду и предлагаю:

– Можно пойти в музей Эрже. Мультипликатора, нарисовавшего Тинтина.

Это единственное, что приходит мне в голову, поскольку мы уже побывали в бутиках шоколада, которых хватит на целую жизнь, поели вафель, слопали по порции картофеля фри и посмотрели знаменитую скульптуру Писающего мальчика. Список главных брюссельских достопримечательностей с каждой минутой становится все меньше.

– Почему бы и нет, мне нравился Тинтин, – говорит она.

На самом деле сама я никогда не читала комиксы про Тинтина. Но мне знакома эта серия и стиль ее рисования. А еще сегодня утром я прочитала про него статью в Википедии, чтобы можно было обсуждать эту тему со знанием дела. Однако меня немного огорчает то, что моя мама больше, чем я, осведомлена в каком-то вопросе, относящемся к искусству.

Следующие пятнадцать минут мы идем молча – точнее, чуть ли не катимся после такого количества жареной пищи. Нам даже не приходится сверяться с картой, когда мы наконец находим музей. Целую стену здания занимает изображение Тинтина, его знаменитое круглое лицо и желтые волосы. Я чувствую себя уже лучше от одной только мысли о походе в музей, посвященный комиксам.

– Закрыто, – читает мама висящую на двери табличку. – Сегодня он закрыт. А завтра работает.

– Завтра у нас поездка в Гент! – практически кричу я.

– Ладно, – с запинкой произносит она. – Но не я же составляла расписание.

– ЗНАЮ! – кричу я в ответ.

Я злюсь на себя. Злюсь на то, что не спланировала, чем мы будем заниматься в Брюсселе; не проверила часы работы музеев, которые хотела посетить; извела себя, рисуя Ратушу, даже не поняв, что та кривая. Но больше всего злюсь на то, что это моя единственная возможность устроить европейское приключение, а мы с мамой портим его на каждом шагу.

– Ну что ж, – решительно произносит она. – Что еще ты хотела тут посмотреть? Чем бы занялась, будь ты одна?

– Не знаю. – Я просматриваю список туристических достопримечательностей: военный музей, финансовый музей, пивной тур – одним словом, ничего, что бы меня заинтересовало. – Похоже, в этом городе вообще нечего делать.

В итоге мы возвращаемся в отель: снова минуем «Макдоналдсы», лотки с морепродуктами, дешевые обувные магазины и переходим через грязную реку. Остаток дня мы проводим за ноутбуками, пользуясь благами бесплатного вай-фая и взаимным решением не разговаривать. Хотя атмосфера лучше, чем в Париже. Она менее враждебная. На самом деле мы с мамой неожиданно стали своего рода командой – союзниками, объединившимися перед лицом ужасного города Брюсселя. Враг моего врага и все такое.