Я уезжаю! - Дана Шварц (2018)

– Отец думает, что, окончив университет, я вернусь сюда, чтобы работать на ферме с моими дядями, – произносит он. – Мама не сказала ему, что я подал заявку на участие в юридической программе. Он будет в бешенстве – он-то думает, что я хочу быть как он.

– А это не так?

– За всю свою жизнь он ни разу не выезжал за пределы Ирландии! С самого рождения жил в одном доме. Просто я… – Он замолкает и смотрит на меня. – А какой у тебя отец?

– По правде сказать, он не мой биологический отец.

– Что ты имеешь в виду? Тебя удочерили?

Единственная, кто знает об этом, – Лена, но с Каллумом мне так спокойно, что хочется все ему поведать о себе. И я начинаю медленно рассказывать:

– Мои родители поженились, когда мне было три года. Мама забеременела, учась в колледже, но, чтобы заботиться обо мне, бросила учебу. А потом встретила моего отца.

– Но ты все равно зовешь его папой?

– Ну да. Он мой отец. Он вырастил меня. Официально удочерил после того, как женился на маме, и до сих пор остается моим папой, даже несмотря на их развод.

– А ты знаешь, кто твой настоящий отец?

– Мой папа – вот мой настоящий отец. А тот парень, он для меня… вроде донора спермы. Когда мне исполнилось шестнадцать, мама сказала, что если я хочу, то могу с ним связаться, но… Не знаю. У меня уже есть отец. И ни разу не возникало желания встречаться с каким-то незнакомцем, с которым у нас просто совпадает половина ДНК.

Несколько минут мы молча держимся за руки и смотрим на воду. Я чувствую, как Каллум большим пальцем поглаживает мою ладонь. А потом он с улыбкой разворачивается ко мне.

– А скажи, насколько странно себя чувствуешь, когда твой отец внезапно женится на твоей учительнице по математике?

– Это ужасно странно. Но как бы плохо это ни было для меня, маме хуже. Целый месяц, до свадьбы, она ходила по дому словно зомби. Клянусь тебе, она всего лишь раз открыла рот, когда сказала, чтобы я выбирала себе более практичную профессию, чем художник.

– Она не хочет, чтобы ты была художником? Но ты же так здорово рисуешь!

– В какой-то степени я могу ее понять, – отвечаю я. – В двадцать два ей пришлось заботиться обо мне. Мой дедушка – тоже художник и достиг успеха лишь в пожилом возрасте, так что она со всем справлялась сама. А теперь еще с уходом папы она хочет быть уверена, что я ни в чем не нуждаюсь. Все это трудно, понимаешь? Наверно, она боится, что мне тоже придется через это пройти. И хочет, чтобы я могла сама о себе позаботиться.

В этот миг Каллум нежно целует меня в губы. Он едва приоткрывает рот, так что поцелуй выходит почти сухим, но при этом я ощущаю его запах: мятной пасты, влажной земли и глины.

– Что-то мне подсказывает, что ты всегда сможешь о себе позаботиться, Пикассо, – тихонько шепчет он мне на ухо.

Я парю в невесомости. Восхитительно кружится голова. Мне отчаянно хочется навсегда удержать эту близость, все время слышать возле своего уха его голос, от которого в мозгу вспыхивают электрические разряды, передающиеся от нейрона к нейрону. Я уже ни о чем не могу думать, кроме него, его аромата и вкуса.

И почему вся жизнь не может быть такой? Я мыс ленно даю себе обещание зарисовать это мгновение: когда ты открываешься своему возлюбленному, а он – тебе, а потом вы оба лежите в траве и слушаете шум воды в предвкушении нового поцелуя.

Глава 20

ПЯТЬ УТРА, В СТУДИИ А никого, кроме нас с Варфоломяу. Ни разу в жизни я не вставала по своей воле в столь ранний час. На самом деле я встала еще раньше, подгоняемая жгучим желанием поскорее начать картину, которая отобразила бы все мои чувства к Каллуму. Еще в самом начале занятий Айне напомнила нам, что свободное время в студии – это «привилегия». И предоставляется она студентам в последнюю неделю программы, чтобы те могли продемонстрировать полученные навыки и применить их в своем творческом подходе. Что бы это ни значило.