Я не выдерживаю пристального взгляда, качаю головой: нет, разумеется, жизнь в вечном унынии противоречит заветам Прародителей, да и видеть в ардере только зло у меня уже не получается. Дело даже не в чьих-то словах, а в том, что я успела увидеть своими глазами. Дорнан, Марта, Лили, Оттер с Лиллиан — может и не всё у них в жизни гладко, но то тепло, что от них исходит, не подделать. А счастье в семье? И между равными оно встречается не всегда. Кеган меж тем продолжает:

— Сперва мама не желала даже слышать о повторном браке, но спустя два года согласилась. А потом родилась Лиллиан, крошечная девочка, такая хрупкая, что её было страшно на руки брать. В мой дом вернулась жизнь.

В наш разговор врывается радостный смех. В комнату вбегают мальчишки, они носятся друг за другом, едва не сшибая тяжелую мебель. Мика перехватывает младшего, прячет у себя на коленях, но Кейдн, не желая сдаваться, втягивает всех в шумную возню. Тереза хохочет и уворачивается от брата, Сил пытается забраться под стол, но в итоге вся компания с шумом падает на пол, и, судя по всему, Кейдн выигрывает эту схватку: моя подруга откидывается на ковер и поднимает руки, а мальчик с довольным видом размахивает над ней подушкой.

— Именно тогда я понял, что настоящая любовь должна исцелять, а не ранить, — дракон наблюдает за творящимся безобразием с откровенным удовольствием. — Она должна дарить, а не отнимать. Делать нас лучше, терпимее, добрее. Если отношения лишены этого, то, скорее всего, они — что-то иное: жажда обладания, страсть, похоть, страх одиночества, тщеславие. Что угодно, но не любовь.

Он оборачивается к Мэгготу, старик улыбается и шутливо грозит Кейдену пальцем.

— Знаете, я до сих помню его молодым и полным сил, а Лиллиан навсегда останется моей крохотной сестренкой. Я знаю, что мне предстоит пережить её, её детей и внуков. Точно так же, как всякий ардере, берущий в пару человека и находящий с ним своё счастье, знает, что увидит его старение и смерть. Год за годом будет ловить свое неизменное отражение в любимых глазах, считать морщинки на дорогом лице, выискивать искры седины в волосах… И ненавидеть себя за почти вечную молодость, за то, что не в силах изменить того, что предначертано Прародителями.

Кеган умолкает. Я же не могу уговорить себя посмотреть ему в лицо, упорно рассматривая всё: комнату, огонь камина, вино в бокале — только не ардере напротив.

— Так всегда происходит? — спрашиваю тихо. — И ничего нельзя сделать? У вас же есть лхасси, лекари, магия.

Кеган грустно качает головой.

— Мы с вами принадлежим к разным народам, удивительно, что боги вообще позволили нам иметь здоровое потомство. Наша магия умеет многое: исцелить раны, остановить болезнь, в редких случаях — спасти угасающий разум, дав ему новое, сотворенное, тело. Но всё это касается только ардере, поскольку наша природа крайне изменчива, а форма во многом определяется силой разума. Однако в остальном судьбу не обмануть: люди навсегда останутся людьми, а мы — несущими пламя.

Его слова звучат так обыденно и печально, что я теряюсь. Похоже, долгая жизнь может стать своеобразным проклятием.

— Значит, если Мика станет вашей женой, то…

— Мы повторим путь, пройденный до нас десятками других пар. Если, конечно, она не оставит меня раньше из жалости или гордости, не пожелав стариться рядом.

Невольно кидаю взгляд на подругу.

— Мика знает?

— Разумеется, в этом нет никакой тайны, такова реальность жизни за Стеной.

Признаться честно, прежде я не особо задумывалась над тем, что значит для дракона брак с короткоживущим. Не смотрела на них как на равных, человечных, ищущих счастья. Проклятье! Сама себе не верю, но мне жаль Кегана и подобных ему. Я даже пытаюсь найти слова поддержки, но ардере и так всё читает по моему лицу.

— Неужели вы удостоили меня сочувствия? — он нарочито удивленно приподнимает бровь.

— Похоже на то, — улыбка выходит невеселой. — Напрасно?