Яга сделала вид, что не слышала его слов. Каждую секунду, что она проводила рядом с царевичем, она думала, как все пять веков ошибалась. Как мучила невинного Кощея, как истязала себя душевными муками, и как держала подальше того, кто действительно к ней что-то чувствовал. Но иногда в ее голове проскальзывала мысль, а что, если так и должно было быть?

Чего только стоило ее детство, когда Яга постоянно сбегала от родителей и табора, лишь бы быть свободной. Быть может, она всю жизнь из-за этого боялась постоянных отношений. Людей, подобравших ее и растивших как свою дочь, она любила, как и Кикимору, но никогда не могла открыть им свою душу. Для нее было легче ранить их чувства, чем признаться им и самой себе в том, что они для нее что-то значат.

– Не убивай Кощея, – сказала Яга, спускаясь по лестнице, – я всю жизнь буду с тобой, если ты не убьешь его.

– С чего вдруг такие перемены? – спросил Вурдалак. – Я знаю, ты что-то задумала.

– Может, и так. Но тебе остается только верить мне, иначе мы никогда не сможем найти общий язык. Разве я – не та, кого ты хотел всю жизнь?

– Та.

– Тогда прости Кощея. Он не заслужил той участи, что ты для него задумал.

Вурдалак спускался следом за ведьмой и не мог видеть ее лица. Голос у нее был искренним, а он все еще сомневался.

– Будь по-твоему. Но если мне что-то не понравится, я могу изменить свое решение, – сказал он.

– Лучше тебе его не изменять, – они подошли к невысокой двери, ведущей в подвал.

Весь путь был заставлен тающими свечами. Огонек на них едва не потух, когда Яга открыла дверь. Подвал был небольшим: посередине свободный проход с красным персидским ковром, расшитым золотом. Справа и слева стояли стулья гостей. Впереди одну треть стены занимало широкое окно. Сквозь его грязные пыльные стекла неровной волной падал дневной свет. Тая стояла в центре, а ее друзья заняли передние места слева.

– Мы рады даже вам, – сказала Тая, когда увидела Ягу и Вурдалака. Она указала раскрытой ладонью на правую от них сторону. – Присаживайтесь. Церемония скоро начнется.

Они сели. Вурдалак склонился к Яге и прошептал:

– Почему она еще жива?

Яга не ответила, лишь сжала цветастую юбку до боли в руках. Она надеялась, что Кощей окажется у алтаря один. И что тогда она сможет предложить ему жениться на ней. Она спасет Залесье, а он влюбится в нее без памяти. Въедливые мысли не покидали ее голову. Глаза Ягини блеснули от непролитых слез, но она сдержалась. Она и сама не понимала: одержимость ли это была Кощеем, или же просто жажда получить желаемое.

В жизни она желала лишь двух вещей: стать свободной от табора, и чтобы юноша, пишущий письма, смотрел на нее влюбленными глазами. Первое сбылось, тогда как второе исполнилось давно, но разум Ягини отказывался принять тот факт, что царевичем, о котором она мечтала пять веков, был Вурдалак.

2

Звон колокольчика казался серому волку все громче и громче. Волки в стае начинали раздражаться.

– Отец, ррр, эта штука больно бьет по ушам, – первым сказал ему Ветер.

– Я знаю, сынок. Мне тоже неприятно, но мы должны выстоять.

– Ради чего, ррр?

– Ради этого, – серый волк остановился. Замерла и вся стая.

Они вышли из леса к снегу и теперь видели замок, рядом с которым были скелеты. Множество скелетов. У серого волка потекли слюни. Он перешел на бег, стая побежала за ним.

Они с сыном вцепились в одну невесту, стая же разбежалась, поделившись на несколько групп, и теперь каждый волк атаковал свою жертву. Звон колокольчика затуманивал разум восставших невест. Они поворачивали головы, плавно сползали со стен, и друг за другом возвращались на другую сторону рва. Самые неудачливые падали в бесконечную пропасть, ведь в этот раз им никто не подавал руки.

– Вот это пир-р-р! – рычал Ветер, разгрызая кость.