Девушка с юга - Камбаралы Бобулов (1964)

— Марш вперед‚ — приказывает Аманбай, — иначе... — он поднимает кинжал.

Я дрожу от страха, пытаюсь крикнуть, позвать на помощь людей, но у меня пропал голос.

Сапарбек заслоняет меня собой и говорит Аманбаю:

— Проваливай, парень. Гулкуш моя, понимаешь? И я ни за что тебе ее не отдам.

— Нет, моя, — звереет Аманбай. — Ты еще не истратил на нее ни одной копейки, а я уплатил уже двадцать пять тысяч. Она все равно будет моей женой. Марш вперед! — орет он.

Но я, не стыдясь ни его, ни Алишера, обнимаю Сапарбека, прижимаюсь к нему, как к своему спасителю.

— Ненавижу тебя! — кричу я Аманбаю. (Ко мне вернулся голос). — Я не брала твоих денег. Да будут они прокляты! Кому ты давал их, с того и получай.

Он замахивается кинжалом. Сапарбек заслонил меня и тут же, схватившись за грудь, упал сраженный...

Я в ужасе проснулась.

С тех пор между мной и Сапарбеком возникло нечто такое, чего до сих пор не было, возникла интимная близость. Он стал мне дорог. Но я стараюсь и виду не подать. Девичью честь нужно беречь. Я не могу позволить себе то, что позволяет Сайракан.

Вчера Сапарбек приглашал меня в театр на «Чолпон». Но я не пошла. Сапарбек нравится мне, и я его боюсь. Не совершаю ли я тем самым непоправимую ошибку? Нужно ли бояться его?

Оставим, однако, все эти мысли. Завтра семинар. Будем готовиться к нему, Гулкуш. Но то, о чем я хочу забыть, стучится в мой мозг, в мое сердце и не дает покоя. Оно как бы припирает меня к отвесной скале и подступает кинжалом к горлу.

Сайракан лежит на кровати и читает «Абая». А я как маятник хожу по комнате и думаю о своем: чем все это кончится? Места, которые производят на Сайракан наибольшее впечатление, она читает вслух, чтобы и я слышала. Она тоже думает о своем.

— Ой, Гулкуш, — отрывается она от книги, — Можно ли придумать что-нибудь от любви, ну так же, как от гриппа или другой болезни? Каким мужественным был этот Абай. А его возлюбленная Тогжан? Она посвятила себя любви. — Потом почему-то она заговорила о другом. — Мы, девушки, не умеем, к сожалению, дружить так, как ребята. Я слышала, как спорили, например, Авазбек с Сапарбеком об одной книге. Один настаивал: «Ты не понимаешь», а другой: «Нет, ты не понимаешь». Мы бы давно обиделись друг на друга, перестали бы даже разговаривать. А они после этого похлопали друг друга по плечу и расстались так, будто бы никакого спора не было. Мне это по душе.

Сайракан говорит, а я стою у окна и смотрю на улицу. Уже выпал снег. Каждый из пешеходов оставляет на нем свои следы. Их можно различить. Следы на снегу... Следы в жизни... В душе каждого из нас чьи-то следы...

— Что ты уставилась в окно? — спрашивает Сайракан. — Не ждешь ли ты того черноволосого? Он ведь крепко влюбился.

— Возьми себе эту любовь, — огрызнулась я и продолжаю смотреть на улицу. Сайракан оставила книжку и включила радио. Кто-то пел:

Если вспомню, мой возлюбленный, тебя,

То не сплю до самого утра.

Я выключила радио. Сайракан повела плечами.

— Что с тобой, Гулкуш?

— Ничего особенного.

— А неособенного? Я ведь догадываюсь.

Я обняла ее.

— О чем же это ты догадываешься? — сказала я притворно весело.

А Сайракан мне в тон:

— О том, о чем ты не хочешь говорить, что скрываешь от меня.

Но разве можно что-нибудь скрыть от умной и зоркой моей подружки? Она и без моих слов знала, что творится в моей душе. И потому напела то, что мы слышали по радио: «Если вспомню, мой возлюбленный, тебя, то не сплю до самого утра».

— Ты и вправду плохо спишь. — сказала Сайракан.

— Почему ты так думаешь? — сопротивлялась я — У меня отличный сон.

— Честное комсомольское? — припирала меня Сайракан.

Я промолчала. Мелькнула мысль: «Не назвала ли я во сне его имя?»

— Аманбай все хорохорится‚ — продолжала Сайракан. — Взяла бы ты его как следует в оборот, а не то — от ворот поворот.