Девушка с юга - Камбаралы Бобулов (1964)

О чем же он думал? Если бы существовал аппарат, при помощи которого можно было бы узнать мысли человека, тогда я, вероятно, не мучилась бы.

— Я получила письмо от Айзады, слышишь, — повторила я. — Она учится на биологическом. С Кемелом живут в дружбе, — я сделала ударение на последнем слове.

Он понял что к чему.

— А с матерью она помирилась? — думал он уязвить меня.

— Да, — весело произнесла я. — Тетушка Кюльсун часто навещает ее и рада тому, что они любят друг друга. Айзада передала привет тебе.

— Спасибо, — процедил он.

Я продолжала:

— Не знаю, откуда Айзада узнала, но она желает и нам счастья... Просит прислать фотографию...

— Аманбай зевнул, посмотрел на небо, на часы.

— До начала сеанса осталось десять минут‚ — сказал он. — Поторопимся.

И он зашагал быстрее. А я не двинулась с места. Я совершенно обессилела. Меня душили слезы. Разве мог бы себя так вести Сапарбек?

Аманбай был уверен, что я иду рядом, что я следую за ним как тень. Но вот он повернул голову и обнаружил, что меня нет.

— Где ты там застряла? — крикнул он. — Мы ведь опоздаем!

Сзади меня раздался смех ребят и девушек, которые тоже спешили в кино. Он, как волна, подхватил меня и понес.

...Мы вышли из кино. И неожиданно — Сапарбек он шел мимо и увидел меня с Аманбаем, сдержанно кивнул головой, оглянулся. Вид у него был грустный.

— Кто это? — угрожающе спросил Аманбай.

— Не знаю‚ — ответила я.

— Не знаю, — передразнил Аманбай.

Он предложил зайти в ресторан поужинать. Я чувствовала себя так, будто бы меня волокут на аркане. Казалось, что все, кто был в этот час в ресторане, только и делали, что глазели на меня. Не хотелось ни есть, ни пить. Аманбай заказал бифштексы и вина. По тому, как уверенно он держал себя с официантом, я поняла, что он здесь не первый раз. Чтобы скрыть свое истинное состояние, я съела бифштекс и выпила две рюмки вина.

Он заставлял пить еще. Но я отказалась — еще опьянею.

По дороге домой Аманбай раздраженно сказал:

— Когда ты научишься наконец-то культуре. Взяла бы меня под руку.

Он сказал это так, будто бы разговаривал не с девушкой, а с собакой. Я сделала вид, что не расслышала.

Это сразу же вывело его из себя. Дали знать о себе, вероятно, винные пары.

— Возьми под руку, — совал он мне локоть.

— Не хочу.

Глаза его налились кровью.

— Как это так — не хочу?! За что же тогда твоя мать взяла деньги? Она взяла деньги, а ты — «не хочу»!

Я долго терпела. Никто не‚ может упрепнуть меня в том, что я была излишне вспыльчивой, обидчивой придирчивой. Но всему есть мера. Есть мера и человеческому терпению.

— Ни я, ни моя мама не просили тебя присылать по мне сватов‚ — сказала я жестко. — Ты хоть и носишь на голове шапку, но ведешь себя не как джигит.

— Придержи язык‚ — крикнул Аманбай.

— Я тебе не венчанная жена, — продолжала я. — И имею право сказать то, что думаю.

— Нет, не имеешь, — рычал он.— В последний требую: придержи язык.

— Не быть по-твоему, — сказала я тихо, но яростно.

— Ах так! — подступил он но мне. — Так вот тебе, сука. — И его тяжелая рука обожгла мне щеку.

Я качнулась и еле-еле удержалась на ногах.

— Подлец!

Я брела и плакала. «Все кончено... Все кончено...» — твердила я. И плакала не потому, конечно, что все кончено с Аманбаем, а потому, что все так кончилось. Кто мог ждать такого конца? Было обидно не столько за себя‚ сколько за маму. Она этого не поймет. Она осудит меня. «Мама, моя дорогая мама! — мысленно обращалась я к ней. — Вы желали мне счастья. А что получилось? Вы хотели, чтобы‚ все было, как в «старину, по обычаю предков. Но можно ли жить по старому календарю? Меня будут ругать, называть бесстыжей. Но разве я в чем-нибудь виновата? Я не хочу быть рабой, понимаете? Я хочу настоящей любви. Каждая девушка имеет на это право».