Джульетта - Энн Фортье

— Вы хотите сказать, — спросил он, глядя на то, как я шевелю пальцами в воде, — что моя теория нуждается в пересмотре?

— А теории вообще нужно постоянно пересматривать. Если этого не делать, они перестанут быть теориями и превратятся… во что-то другое. — Я угрожающе взмахнула руками: — Они станут драконами, стерегущими вход в вашу крепость, никого не впуская и не выпуская.

Алессандро взглянул на меня, видимо, гадая, отчего я такая колючая все утро.

— А вы знаете, что в Сиене дракон является символом девственности и защиты?

Я отвела глаза:

— А вот в Китае дракон символизирует жениха, записного врага девственности.

Мы замолчали. Вода Фонтебранда мягко рябила, бросая на своды ослепительные блики с неспешной уверенностью бессмертного существа. На секунду я почти поверила, что могу стать поэтессой.

— Значит, вы верите, — сказала я, отбросив идею прежде, чем она пустила корни, — что Фонтебранда делает вас pazzo?

Он посмотрел в воду. Наши ступни казались погруженными в жидкий нефрит. На его губах появилась легкая улыбка, словно он знал, что на самом деле мне не нужно слов, ибо ответ читался в его глазах — блестящее зеленое обещание экстаза.

Я кашлянула.

— Я не верю в чудеса.

Он посмотрел на мою шею.

— Тогда зачем вы это носите?

Я тронула распятие.

— Обычно не ношу. В отличие от вас, — кивнула я на его расстегнутый ворот.

— Вы об этом? — Он полностью вытянул кожаный шнурок поверх рубашки. — Это не распятие. Мне не нужен крест, чтобы верить в чудеса.

Я во все глаза уставилась на оригинальный кулон.

— Вы носите пулю?!

Алессандро криво улыбнулся:

— Я называю ее любовной писулькой. В газетах писали про «дружественный огонь» . Очень дружественный — пуля остановилась в двух сантиметрах от сердца.

— Ну, значит, твердая грудная клетка.

— Скорее твердый напарник. Эти пули прошивают насквозь по несколько человек. До того как попасть в меня, она прошла через одного из моих товарищей. А не угоди я в госпиталь, меня бы разорвало на куски. Судя по всему, Бог знает, где я, даже если не ношу крест.

Я не знала, что сказать.

— Когда это произошло, где?

Нагнувшись, он опустил руку в воду.

— Я же рассказывал, что подошёл к самому краю…

Я безуспешно пыталась поймать его взгляд.

— И все?

— Пока все.

— Ну что ж, я скажу вам, во что верю я. Я верю в науку.

Не дрогнув ни единой черточкой, он медленно поднял глаза и посмотрел мне в лицо.

— Мне кажется, — сказал он, — вы верите не только в науку. Против воли. И потому боитесь. Вы боитесь pazzia.

— Боюсь? — попыталась я рассмеяться. — Да я нисколечко…

Он перебил меня, набрав в горсть воды и протянув мне.

— Если не верите, выпейте. Что вам терять?

— Еще чего! — отпрянула я. — Да здесь полно бактерий!

Он стряхнул воду с пальцев.

— А люди пили сотни лет.

— И сходили с ума!

— Видите? — улыбнулся он. — Все-таки вы верите!

— Да! Я верю в микробов!

— А микроба вы видели?

Я яростно посмотрела на его дразнящую улыбку, раздраженная его легкой победой.

— Очень смешно! Ученые их каждый день видят.

— А святая Екатерина видела Иисуса, — сказал Алессандро, сверкнув глазами, — здесь, в небе Сиены, над базиликой Сан-Доменико. Кому вы верите? Вашим ученым, святой Екатерине или обоим?

Когда я не ответила, он сложил руки ковшиком, зачерпнул воды из фонтана и сделал несколько глотков. Остальное он протянул мне, но я снова отшатнулась.

Алессандро покачал головой с притворным разочарованием.

— Вы не та Джульетта, которую я запомнил. Во что вас превратила Америка!

Я возмущенно выпрямилась:

— О'кей, давайте сюда вашу воду!