Джульетта - Энн Фортье

— Сандро, — с флиртующей, как ей казалось, интонацией проворковала она. — Почему ты еще не показал Джульетте город? Ей бы очень понравилось!

— Не сомневаюсь. — Алессандро проткнул оливку вилкой, но есть не стал. — К сожалению, у нас тут нет статуй Русалочек.

Теперь я точно знала, что он проверил мое дело и нашел все, что числилось по Джулии Джейкобе, рьяной участнице антивоенных выступлений, которая в свое время, не успев вернуться из Рима, полетела в Копенгаген протестовать против вмешательства Дании в военный конфликт в Ираке и допротестовалась до акта вандализма над андерсеновской Русалочкой. К сожалению, некому было объяснить Алессандро, что все это было ужасной ошибкой и Джулия Джейкобе полетела в Данию с единственной целью — доказать сестре, что ей не слабо.

Хлебнув коктейль из ярости и страха, от которого голова пошла кругом, я, как слепая, потянулась к хлебной корзинке, стараясь не выдать охватившей меня паники.

— Но у нас много других прелестных статуй! — Ева-Мария перевела взгляд с меня на Алессандро, пытаясь понять, что происходит. — И фонтанов! Обязательно отведи ее к Фонтебранда…

— Может, лучше на улицу Недовольных — виа де Мальконтенти? — предложил Алессандро, перебив Еву-Марию. — По ней уводили на виселицу преступников, а жители швыряли в них отбросы и мусор.

Я спокойно выдержала его холодный взгляд, чувствуя, что в прятки можно больше не играть.

— И всех вешали? Или были помилованные?

— Некоторым казнь заменяли изгнанием. Они покидали Сиену и никогда не возвращались. В обмен им оставляли жизнь.

— А, понятно, — желчно сказала я. — Как, например, и в случае вашей семьи, Салимбени. — Украдкой я посмотрела на Еву-Марию, которая буквально онемела (первый раз за все время нашего знакомства). — Или я ошибаюсь?

Алессандро ответил не сразу. Судя по тому, как заходили желваки у него на щеках, ему очень хотелось ответить мерой за меру, но в присутствии крестной мамы он этого сделать не мог.

— Семья Салимбени, — сказал он, наконец, напряженным голосом, — в 1419 году была лишена всех владений и выдворена за пределы Сиенской республики.

— Навсегда?

— Как видите, нет. Но изгнание продолжалось долгие годы. — То, как он посмотрел на меня, дало понять, что мы снова говорим обо мне. — Видимо, они это заслужили.

— А что, если бы они вернулись, несмотря на запрет?

— Для этого… — Для пущего эффекта он выдержал паузу, и я вдруг подумала, что его глаза ничуть не напоминают живую листву, но кажутся холодными и твердыми, как кусочек малахита, который в четвертом классе я показывала как редкое сокровище, пока учитель не объяснил, что это минерал, который добывают при разработках меди, нанося большой ущерб окружающей среде. — …им понадобилась бы чертовски веская причина.

— Довольно! — Ева-Мария подняла бокал. — Хватит об изгнании и распрях. Теперь мы друзья.

Минут десять мы вели вполне нормальную беседу, после чего Ева-Мария, извинившись, вышла освежиться, оставим нас с Алессандро на съедение друг другу. Взглянув на него, я увидела, что он разглядывает меня с ног до головы, и на кратчайший миг мне почти удалось себя убедить, что вся эта игра в кошки-мышки имела целью проверить, достаточно ли во мне живости и горячности, чтобы выбрать меня в подружки на неделю. Ну что ж, подумала я, что бы кот ни замышлял, его ждет неприятный сюрприз.

Я протянула руку за кусочком колбасы.

— Вы верите в искупление?

— Мне все равно, — сказал Алессандро, пихнув тарелку ко мне, — что вы делали в Риме или в других местах. Но Сиена — это мой город. Что вы здесь забыли?

— Это что, допрос? — спросила я набитым ртом. — Мне позвонить адвокату?

Он подался вперед, понизив голос:

— Да для меня вас посадить… — Он прищелкнул пальцами у меня перед носом. — Вы, правда, этого хотите?