Граница дозволенного - Пабло Симонетти (2013)

Я начала терять осторожность, вечерами могла подолгу разговаривать с Бернардо из кухни, пока Эсекьель сидел в кабинете. Я не собиралась лишаться своего источника удовольствия, но то, что началось как разрядка, превратилось в обязанность, в самоцель. Говорят, это и есть грубейшая ошибка всех любовников — они не успевают остановиться до того как возникнут чувства. Мы искали кого-то, с кем можно преодолеть барьер. И когда он замаячил впереди, вместо того чтобы отступить назад, мы бросились на него, будто на шлагбаум, закрывавший дорогу к свободе. Мы были такими наивными! Думали, что завоевываем новые территории, не догадываясь в любовном угаре, что заодно обрекаем себя на новые муки.

Я называла его «клоун» или «мой клоун». Ему нравилось, когда я звала его так во время секса, не нарушая сосредоточенного ритма. Садистская улыбка давно канула в небытие, он начал огрызаться на мои шутки и колкости, особенно если я перечила ему или сомневалась в его правоте. Для него любое действие, слово, жест, речевой оборот, пауза, интонация — любая мелочь имела непередаваемое значение, которое улавливала его якобы чуткая интуиция. По ее канве он вышивал стежок за стежком, создавая предположительно объективную картину реальности. У меня, напротив, каждый поступок воспринимался как есть, в контексте, со всеми вариациями, во всей полноте. Бернардо «расшифровывал» меня на каждом шагу, словно полный загадочных метафор текст, перевирая и переворачивая все с ног на голову, как свойственно, скорее, женщинам. Недоразумений было столько, что я уже не берусь припомнить их в точности, осталось только ощущение тяжести, запутанности, хоть я и наловчилась мастерски обезвреживать мины, которыми он себя окружал.

Впрочем, одна размолвка мне особенно врезалась в память, наверное, это была первая. На меня обрушили целую обвинительную речь: «Приехав в офис, ты вопреки обыкновению не предложила мне кофе. Потом обсуждала с Микелем детскую игровую площадку, даже не оглянувшись на меня. Это в отместку за мою вчерашнюю обиду, когда ты не дала довезти тебя до самого дома. Выходя из машины, ты сказала, что тебе пора, потому что Эсекьель ждет. Ты никогда не упоминаешь Эсекьеля при прощании, значит, это тоже в отместку, хотела уколоть меня словами о муже и доме. Ты подчеркнула — после свидания, когда я особенно раним, — что наши отношения для тебя ничего не значат. Даже в мотеле ты умудрилась выдать очередную глупость — мол, внешний мир сюда не проникает и время будто останавливается. То есть я для тебя существую только в постели, к твоему миру я не принадлежу. И видя, как мне больно от предстоящего расставания, ты, едва попрощавшись, стремглав несешься к мужу. Я не хочу быть мимолетным видением, Амелия. Не хочу быть источником удовлетворения, которое тебе не может дать супруг».