И все равно я разрезала и стянула с девушки броню. Рана на ее торсе и правда почти поделила тело пополам. Только позвоночник остался целым и кожа за ним. Нижние ребра раскололись в щепки. Я пыталась найти органы — найти хоть что-то в этой сплошной ране, что я могла бы вылечить. Шаг за шагом. Рана за раной. И все же, вместо живота осталось только кровавое месиво.

Что могло нанести такую рану? Я подняла глаза на лицо магессы. Жуткие волдыри — я не видела даже иллюстраций таких ожогов, — и все же волновало меня не это. Девушка находилась в сознании. Маги жили слегка дольше людей, и наши дела могли вынести гораздо больше. Я не хотела представлять, какую боль она должна чувствовать, потому что мои руки начали трястись. Я была бесполезным подобием мага, а не целителем.

Пустить в рану чистую энергию, и дать ей самой проложить себе путь, было объективно настолько же плохим решением, как оно было единственным. Энергия могла собрать тело обратно — или она могла опустошить меня и уйти в никуда. Девушка дернулась, почувствовав поток. Наших воинов тренировали не шевелиться, не смотря на боль — это могло помешать целителю. Точно так же их тренировали сдерживать стоны — это могло сыграть критичную роль во время засады. Правда, мало кто мог сдержаться, когда получали серьезные раны. Это девушка не издала ни звука.

Я смотрела на свои трясущиеся руки, покрытые чужой кровью. Я смотрела, как энергия направилась в тело магессы. Как магия начала собирать по кусочкам то, что когда-то было женским телом. Я смотрела, как эти кусочки распались обратно и потом силы рассосался в воздухе. Девушка снова вздрогнула.

Я знала, что ничем не смогла бы ей помочь. И, все же, не могла остановить свои руки, когда они снова потянулись к ране. Магесса перехватила мою руку, сжала ладонь. Она подняла голову. Вся моя выдержка ушла на то, чтобы не поежиться от того, что представляла из себя вторая половина ее лица. Девушка пристально посмотрела на меня. Золотистые, красивые глаза, из которых ускользала жизнь. Она медленно кивнула, держа мой взгляд. Потом магесса упала на землю и всё напряжение из ее тела ушло.

Руки целителя всегда в крови.

Я поднялась. Впереди ждали другие раненые. Жизнь многих зависела от того, как быстро им окажут помощь. Когда мы закончили на поле боя, когда мы разобрались со всеми раненными, которых дотащили живыми до лагеря, начало светать. Только тогда я разрешила себе расколоться на части. Слезы текли по щекам, воздух выбивался из легких — я плакала, пока внутри не осталась только пустота. Я плакала даже тогда, когда не чувствовала ничего, кроме пустоты.

***

После первой же практики рядом с боями, я перестала понимать, как люди могли начинать войны. Особенно когда бывалые вояки, повидавшие всё это не раз, снова распаляли конфликты. Запах крови, гнили, со всех сторон стоны раненных и умирающих. О трупах и говорить не стоит. Болезни в таком окружении пируют, унося за собой еще больше жизней. Еды нормальной тоже нет. Толком не поспишь — то бой очередной, то земля промерзлая и твердая.

Мы, практиканты, возвращались обратно и готовы были целовать свои родные стены. Даже въедливые мастера на лекциях вызывали только радость. Теория, моя любимая! Возможность учиться работать с ранами и болезнями в чистом больничном крыле! С инструментами, учебниками и старинными свитками, под пристальным надзором все тех же мастеров! Все это первое время по возвращение казалось сказкой.

Долго тянулись разбирательства из-за мужчины, который получил от меня ожог. После окончания практики (то есть боев, с полной победой защищающейся стороны). Ситуация сложилась такая: вроде не убила — и хорошо, а вроде и неповадно, на пациента-то бросаться.