Не осуждайте нас - fuckingartist (2014)

— Тогда мы сами потоп, нас затопило, полностью и целиком, ни проедешь, ни пройдешь. Придется так остаться, если ты уйдешь, то кто-то из нас определенно утонет. — Печально, но с улыбкой произнес он и вновь прижал меня к себе. — Просто скажи, что ты не хочешь уходить… Хотя, постой, скажи, что я не хочу, чтобы ты уходила.

Я ничего не ответила. Жак продолжал что-то нашептывать над моим ухом, пока я молча роняла слезы на его плечо. Столько горечи было в его словах. Пока на город опускалась вечерняя тьма, мы, двое потерявшихся людей, уже в который раз прибывали в объятиях друг друга. Мы не знали, что еще делать, поэтому обнимались. Вот такая она, участь всех одиноких людей. Обниматься и тонуть. Тонуть и обниматься. И ждать. Неизменно ждать конца.

Глава 37 “О том, как рождается конец”.

Жизнь — это не книга. В ней никто не гарантирует счастливый конец.

Филис Каст. Кристин Каст. “Соблазненная”

— Где ты была всю ночь?! — громко закричала мама, стоило мне войти в квартиру. — Знаешь, как мы волновались? Софи, уже час дня! Час дня! Мы с папой всю ночь не спали! У Лины тебя не было, из школы тебя забрал какой-то незнакомец, что за чертовщина с тобой происходит?!

Я стояла перед матерью и отцом. Мне было стыдно. Под их глазами виднелись синие, глубокие синяки: они не спали всю ночь, волновались, звонили там кому-то, пока я мирно спала в руках другого человека. Мне было стыдно за то, что они волновались, но мне не было стыдно за время, проведенное с ним.

— Мам, я была с Жаком, — тихонько сказала я, опуская глаза в пол.

— С кем? — переспросил удивленный отец.

— С Жаком. Это он забрал меня из школы, и это у него я ночевала.

Мои слова напоминали упавший в кукурузное поле самолет. С треском с визгом они вырвались в нашу размеренную семейную жизнь, рождая смуту и неразбериху.

— С Жаком… — тихо повторила мама и села на табуретку у гладильной доски в прихожей.

— И что вы у него делали? — твердым голосом спросил папа.

— Извините, я должна была предупредить вас…

— Что вы у него делали? — повторил он.

— Я не буду отвечать на этот вопрос, — уверенно сказала я опешившим родителям. — Я встречаюсь с Жаком, — еще один упавший самолет.

— Встречаешься? — мама приложила ладонь к своему лицу. — Софи, тебе шестнадцать.

— Жак — хороший человек, он ни разу не обидел меня, — я хотела звучать убедительно, но страх давал о себе знать.

— Ясно, — папа снял свою куртку с крючка и надел ее. — Так, я на работу. Вернусь вечером. И чтобы этого фотографа я здесь больше никогда не видел, увидишься с ним еще хоть раз — будешь сидеть дома до самого совершеннолетия. Я ясно выражаюсь? — отец приблизился ко мне и строго посмотрел в глаза.

Я едва заметно кивнула, и мой папа вышел из квартиры, громко хлопнув входной дверью. Мама продолжала сидеть на старой шаткой деревянной табуретке с приложенной к лицу рукой. «И что теперь делать?» — тихонечко спрашивала она у самой себя.

Я стояла еще в одежде и смотрела на потерянную мать до тех пор, пока она медленно не поднялась со стула и не подхватила с подоконника свое бежевое пальто.

— Софи, милая, я тоже пойду уже на работу… — равнодушно сказала она, — там салат в холодильнике где-то был.

Ничего более не сказав, мама едва слышно открыла дверь и исчезла за ней, не найдя сил даже закрыть ее до конца.

Постояв еще с минуту-другую перед дверью, я начала снимать ботинки и куртку с плеч. В голове неприятно шумело, а кожа лица до сих пор помнила, как ласково ее касались губами. Ни жалости, ни обиды, ни слез, только полное ощущение своей правоты и чистой совести.

Не зная, что делать вместо школы, большую часть уроков которой мне уже довелось пропустить, я медленно прошагала на кухню. На столе были развалены десятки различных листов с номерами телефонов и адресов. «Искали…» — подумала я.