В холодильнике стоял вчерашний листовой салат, завернутый пленкой и пара банок кока-колы, которую я особенно любила выпить ранним утром. Можно сказать, что это для меня и было утром.

Проснувшись в объятиях Жака, я испытала огромный прилив счастья. Я подумала: «вот оно, мое настоящее, в нем Жак и я счастливы, в нем мы вместе просыпаемся по утрам, в нем мы почти что влюблены друг в друга». Вот только потом ты приходишь домой, где тебя встречают напуганные родители, которые всем видом тебе показывают, что твоя сказка — это, скорее, ночной кошмар.

Половину того мрачного дня я провела на диване в гостиной, где лениво перещелкивала каналы с одного на другой. Телепередачи, скучные русские сериалы, дневные показы мультфильмов — вся эта скука так или иначе навевала на меня тоску и неприятное ощущение томной безысходности где-то в районе грудной клетки.

Ближе к вечеру, часов в шесть, в двери квартиры раздался звонок. Я, довольная тем, что кто-то решил развеять мою скуку, бросилась ко входу. Но, нажав на ручку, мне пришлось сильно удивиться.

На пороге стоял Жак.

Тот самый Жак, которого я видела этим утром. Вот только выражение его лица уже не было таким теплым и безмятежным.

— Жак! — чувства вернулись ко мне, и я с силой бросилась к нему на шею, приготавливаясь рассказать о произошедшем. — Сегодня утром… — сказала я, чуть отдышавшись.

— Софи, нам надо поговорить, — сухо прервал меня он и руками отодвинул от себя.

— Ха? — я посмотрела в его глаза.

Они были наполнены пустотой. В них не было ничего. И если взгляд все же падал на мое лицо, то смотрел он как бы сквозь. Абсолютный холод, хуже льда.

— Я должен поговорить с тобой. Сейчас, — выговаривая каждое слово, произнес он.

— Ладно… Пойдем на кухню, — шепнула я.

Жак быстро снял пальто и обувь и вместе со мной прошел в отличное от его помещение со светло-бежевыми стенами и небольшим красным холодильником в углу, который так сильно любила моя мама.

Я была напугана, я чувствовала, как подрагивают кончики моих пальцев, а скулы сводит от грозящего ожидания. Ноги несносно метались от одной кухонной тумбы к другой в поисках чайника, пакетиков, сладостей, да чего угодно, лишь отдалить разговор.

— Софи… — Жак не садился за стол, а стоял за моей спиной.

— Будешь чай? Моя мама купила такой потрясающий чай в лавке напротив магазина, на соседней улице.

— Софи, я…

— Так, еще у меня где-то были сладости. Да где же они? — я рылась во всех шкафчиках, стоя к Жаку спиной. Плечи начинали предательски подрагивать.

— Послушай меня, пожалуйста.

— Ты пока садись, я сейчас еще булочек нам подогрею. Поверь, ты таких никогда не пробовал, — лживая оптимистичность дрожащего голоса выглядела нелепо. На губы скатывались маленькие слезинки, которые я так упорно, будто невзначай, стирала тыльной стороной ладони.

— Софи, прошу, — он резко развернул меня к себе за плечи и столкнулся с заплаканным, раскрасневшимся девичьим лицом.

Я прикладывала к глазам дрожащие руки в надежде скрыть свою грусть, а уши в тот момент хотели просто закрыться и не слышать того, что им собираются сказать. Поверьте мне, когда любимый человек захочет вам сказать что-то такое, вы поймете это заранее, вы предчувствуете это всем своим нутром, и будете готовы спрыгнуть с десятого этажа, лишь бы он этого и вовсе не говорил.

— Нет, пожалуйста, не говори, не надо… — молила я, прижимаясь к его груди, пока руки сжимались в кулаки от досады и горечи. — Не хочу слушать, передумай. Я прошу тебя, не говори…

— Софи, милая… — он положил руку на мой затылок и медленно провел ей по всей длине волос.

«Милая? — подумала я. — Хах, значит, он все решил». Вот так мое тело покинула последняя надежда, руки обмякли, в груди перестало ныть, на глазах высохли слезы. Я просто замерла, словно кукла, осталась лежать на его груди и слушать, будто все сказанное далее не имеет ко мне никакого отношения.