Святотатство - Джон Робертс (2012)

— Авгуры всегда заглядывают в храм, прежде чем выйти за ворота, — сообщил он. — Понтифик Спинтер был здесь десять дней назад, в полосатом одеянии и с литуусом. После никто из понтификов здесь не появлялся.

Поблагодарив раба, я вышел прочь.

— И зачем было таскаться в такую даль? — проворчал Гермес, когда мы спускались с холма. — Это что, как-то связано с тем патрицианским негодником, что пытался тебя отравить, а в результате нарвался на убийцу?

— Не знаю, но думаю, что связь здесь есть, — пожал я плечами. — Тебе не кажется, что ты лезешь не в свое дело?

— Просто мне не хочется, чтобы тебя убили, — буркнул Гермес. — Случись такое, меня отдадут другому господину, который, бьюсь об заклад, меньше придется мне по душе.

— Тронут твоей заботой. Говоря начистоту, вокруг творится нечто странное. Меня пытались отравить, и тем же вечером был убит Капитон. Следующей ночью был осквернен ритуал в честь Доброй Богини, справлявшийся в Доме Цезаря. Цезарь заявил Целеру, что идет на Квиринал высматривать знамения богов, однако его там не было. Желторотый юнец, по чьей-то указке пытавшийся меня отравить, убит у ворот моего же дома. Знахарка, которая, как я подозреваю, продала ему яд, тоже убита. При этом убитый юнец жил в доме Клодия, моего злейшего врага. А женщина именно его и сопровождала, когда он в женской одежде проник в дом Цезаря. И после всего этого ты скажешь, что между этими событиями нет никакой связи?

— Свободные люди любят вытворять всякие безумства, — ухмыльнулся Гермес. — А уж знатные патриции и подавно.

— Поэтому тебе лучше до конца дней своих оставаться рабом, — заявил я. — Тогда проблем у тебя будет значительно меньше.

Мы снова пересекли город, по мосту перебрались на остров, а оттуда по другому мосту — в Заречье.

— А куда мы теперь идем? — полюбопытствовал Гермес.

— В школу Статилия Тауруса, навестить моего старого друга.

Гермес просиял:

— В школу гладиаторов? Да у тебя, я вижу, есть друзья повсюду!

Мое тесное знакомство с низшими слоями римского общества неизменно производило на мальчишку неизгладимое впечатление.

Придя в школу, я оставил Гермеса во дворе, где он, затаив дыхание, уставился на сетеносцев, упражнявшихся в своем искусстве. По каким-то не вполне понятным мне причинам из всех гладиаторов именно сетеносцы возбуждали наибольшие симпатии у рабов и плебеев. Возможно, копье и меч казались им слишком благородными орудиями, достойными лишь полноправных граждан. Что до Гермеса, он, подобно многим мальчишкам его возраста, наверняка мечтал о славе гладиатора. Он был еще слишком глуп, чтобы сознавать — всякий гладиатор приговорен к смерти, хотя исполнение этого приговора и отсрочено на некоторое время. На мое счастье, у Гермеса уже хватало ума понять, что плеть и крест, к которому приколачивают преступников, — чрезвычайно неприятные вещи.

После обычных приветствий Асклепиод настоял на том, чтобы, согласно законам гостеприимства, угостить меня вином и печеньем. Лишь после этого мы уселись у широкого окна и, глядя на упражнявшихся внизу гладиаторов, приступили к серьезному разговору.

— Со времени нашей последней встречи я без конца рылся в памяти, пытаясь вспомнить, где же я видел рану от молотка вроде той, что оставляет наш убийца, — начал Асклепиод. — Вчера я сидел на том же самом месте, что и сейчас, и наблюдал за гладиаторами. И тут я заметил, что к нам прибыли новые люди — те, кому предстоит участвовать в мунере, которую Помпей устроит после триумфального шествия. В большинстве своем это победители прошлых игр, которые давно уже не выходят на арену, но за огромное вознаграждение согласились тряхнуть стариной. Но среди них были и этрусские жрецы. Ты когда-нибудь видел, как сражаются в тех районах Этрурии, где сохранились древние традиции?

— Нет, — ответил я, чувствуя, как по спине у меня начинают бегать мурашки.

Асклепиод удовлетворенно усмехнулся: