Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

Леон отступил перед непоколебимой волей, так ясно и торжественно выраженной; он ушел в свою комнату и заперся в ней. Через полчаса вернулась Марианна.

— Ну где? — спросила ее Мари.

— В гостинице Победы.

— Один?

— Один.

— Отнеси ему мое письмо.

Но написав, Мари разорвала письмо, казалось, иная мысль блеснула в ее уме и натолкнула ее на другое решение, потому что, подумав немного, она сказала:

— Нет, не нужно, добрая Марианна! Я лучше сама пойду к нему, — и, как бы ожив от этой мысли, она утерла слезы и велела укладываться.

— Мы едем, дитя мое?

— Да.

— Когда же?

— В эту же ночь; распорядись, чтобы лошади были готовы к трем часам утра.

— Сюда привести их?

— Нет, на площадь Соборной церкви.

— Куда же мы отправляемся?

— К моей дочери.

— Бог увидит твое раскаяние и простит тебя.

— Будем надеяться на милосердие его, а покуда распорядись о лошадях.

Оставшись одна, г-жа де Брион стала укладывать свои вещи; она заплакала при воспоминании, как два-три года назад она делала то же самое, но совершенно при других обстоятельствах. Она вспомнила тот день, когда, полная радости, она собиралась с Клементиной оставить мадам Дюверне, накануне отъезда своего в родительский замок. Перебирая вещи, ей попались под руку письма: одни были написаны Леоном, которые она увезла с собой из предосторожности; другие — Эмануилом, которые она берегла из уважения. Бросив в огонь первые, не взглянув даже на них, она хотела пробежать другие, но слезы хлынули из ее глаз, и она могла только поднести к губам своим эти исписанные страницы, напомнившие ей отрадные и вместе с тем горькие минуты — и она почти с благоговением спрятала их опять в свой портфель.

Сердце несчастной женщины разрывалось; утренняя сцена доводила ее отчаяние до безумства; воображению ее представлялась то кровавая развязка этой драмы, то она надеялась на счастливый исход и на прощение вследствие искреннего раскаяния. Но в чем не сомневалась она, в чем не могла сомневаться, — так это в том, что Эмануил был тут, около нее, что он еще любил ее, ибо желал убить человека, похитившего предмет этой любви, и в назначенной встрече она видела какое-то роковое счастье, похожее на луч солнца, которого не могли затмить даже мрачные тучи; к тому же в сердце человека, как бы оно ни было полно отчаяния, все еще светится надежда, как последняя монета, на которую он покупает себе утешение.

Прошел целый день, и г-жа де Брион не вспомнила даже о Леоне. Он тоже, со своей стороны, понял то положение, в котором он находился по отношению к Мари, и, уважая ее страдания, не помыслил даже переступить ее волю. Он только не знал ее намерений и терпеливо ожидал часа, когда, согласно условию, заключенному с Эмануилом, пригласит ее последовать за собою.

Между тем, Марианна воротилась.

Около девяти часов вечера г-жа де Брион приказала отнести вещи в карету, которая должна была находиться в 3 часа утра на Соборной площади; потом она вышла в сопровождении Марианны из своего убежища. Небо было прозрачно и сине, как в летнюю ночь, воздух свеж и приятен. На пороге дома Мари остановилась — она не знала, какой дорогой должна была следовать.

— Куда же ты хочешь идти? — спросила Марианна.

— В гостиницу Победы.

— К де Бриону?

— К нему.

Молча дошли обе женщины до самой гостиницы; тут Мари принуждена была остановиться и опереться на свою спутницу. Сердце ее билось сильно, лицо было бледно, руки дрожали; отдохнув несколько от волнения, она решилась наконец постучаться.

— Г-н де Брион здесь? — спросила она у человека, отворившего ей двери.

— Здесь, — отвечал он.

— У него никого нет?

— Никого, сударыня; пожалуйте.

Не имея во Флоренции никакого знакомства и тем более не рассчитывая на посещение своей супруги, Эмануил не приказал отказывать желающим его видеть. Мари, едва дыша, последовала за слугою.