Роман женщины - Александр Дюма-сын (1994)

— Нет, нет, мой Эмануил, тысячу раз нет! Пусть жизнь твоя исполнит свое предназначение, любовь моя к тебе — в то же время и гордость. Я хочу удивляться тебе столько же, сколько и люблю. Все, чего я прошу у тебя, это сберечь для меня в твоем сердце надежный уголок, в котором бы никому, кроме меня, не было места.

Желание ее было исполнено. Эмануил шел по стезе прежней деятельности — стезе труда, изучений, борьбы. Только теперь около него было существо, ободряющее его труд, поддерживающее его в занятиях, успокаивающее его после борьбы. Мари, присутствовавшая при заседаниях, имела также свои волнения и беспокойства. Если малейший знак одобрения заставлял радостно биться ее сердце, то самый ничтожный ропот приводил ее в трепет. Ее женский ум преувеличивал опасности ежедневных столкновений, и она готова была падать в обморок, видя, как весь зал поднимался против одного слова ее мужа, который постоянно улыбался ей со спокойным видом.

Вскоре де Брион воспротивился продолжению ее присутствия при этих прениях. Тогда Мари, переживающая за все, обратилась к отцу и тысячу раз заставляла его уверять себя, что Эмануилу не грозила ни малейшая опасность. Понятно, все это служило темою писем к Клементине, и она получала послания, то полные радости, то полные грусти.

Мало-помалу любовь Эмануила, письма подруги, участие отца заставили Мари успокоиться и привыкнуть к этой жизни, в которой она сначала видела только одну прекрасную сторону, потом преувеличивала ее опасности и, наконец, дошла до того, что встречала Эмануила с радостью и отпускала без страха.

Клементина продолжала свою тихую и скромную жизнь. Она стала женою Адольфа Барилльяра и сделала счастливым человека, который дал ей свое имя. Он считал себя блаженнейшим созданием на земле, и Клементине нечего было более просить у Бога. Клементина веселилась, находя удовольствие во всем, и не потому, чтоб она была эгоисткой, мы ее хорошо знаем, чтобы могли утверждать такое предположение, но она смотрела на жизнь с благоразумной точки зрения. Вот почему она была немало удивлена, когда заметила оттенок грусти в письмах своей подруги, оттенок, которого она не могла не заметить и который проявлялся как будто против ее воли. Между тем Клементина не решалась ни за что просить объяснения по этому предмету; она боялась заставить Мари высказать себе то, что она подозревала, и поэтому старалась писать ей веселые письма: она описывала ей приключения, провинциальные толки и забавные личности, пересыпая свои послания той беспечной веселостью, которой она очаровала всех в бытность свою в замке графа. Мари в этом случае походила на всех женщин. Если бы Клементина, угадав происходившее, спросила ее: «Отчего ты грустна?», Мари тотчас же отвечала бы ей: «Не знаю, что заставляет меня грустить; до сих пор я счастлива». Но Клементина, повторяем, по чрезвычайной деликатности сердца не показывала и вида, что замечает печальный мотив, слишком ясный в письмах ее подруги, так что г-жа де Брион, не сумевшая бы дать в нем отчета, если бы ее спросила Клементина, сама высказала причину именно потому, что не дождалась этого вопроса.

Вот что писала она:

«Добрая, добрая Клементина, ты должна была заметить из последних моих писем, ежели ты еще любишь меня по-прежнему, что я скучаю и грущу. Не знаю, оттого ли, что дни стали холодны и дождливы, или оттого, что я по природе склонна к задумчивости. Вот в такие-то минуты я особенно жалею, что ты далеко, ибо ты знаешь, когда часы тянутся вяло и медленно, невольно как-то думается об отсутствующем друге. Де Брион почти не выходит из палаты. Я часто посещаю отца, но зато целые вечера, которые мой муж проводит среди своих занятий, я провожу за чтением; но книги немного могут доставить удовольствия, особенно в мои годы, как бы они ни были прекрасны и интересны.