Разбитый - Истон Эли

Плевать. Я бы стерпел.

Ещё кое-что, что я понял за первый месяц возвращения в школу: девушкам нравится мысль чинить парней. Я получал дюжины предложений «посидеть со мной» — в смысле, что это вообще значит? — принести мне еду, носить за меня вещи и «сводить меня куда-нибудь и отвлечь от всего». И я имею в виду не дюжину за месяц. Это была дюжина в день. Джен была болтливой и милой, будто пыталась воспользоваться моим предложением быть друзьями. Она всегда приглашала меня чем-нибудь заняться.

Я ценил эти мысли. Но устаревали попытки найти вежливые способы сказать: «Нет, спасибо». Я чувствовал давление начать встречаться с девушкой, просто чтобы избавиться от таблички «одиночка» на лбу и укротить волну.

Вместо этого я тусовался с Лэндоном и его друзьями и пытался постоянно выглядеть очень занятым. Идя по коридорам, мы с Лэндоном вели разговоры, полные жестикуляций. И если нам особо не о чем было поговорить, мы притворялись, придавая важность школьным домашним заданиям или даже неся бессмысленную чепуху. «Бла-бла. Бла-бла, серьёзно? Не может быть! О да, чёрт возьми. Инфа сотка. Бла-бла-бла».

Казалось, Лэндона это веселило. На самом деле, он придумал мне безопасное слово. Если я видел, как ко мне идёт кто-то, с кем я не хотел говорить, мне нужно было только сказать «входящий», и он заводил разговор, который казался самым важным в истории мира.

У каждой катастрофы есть последствия, и медленно приобретала форму новая норма. Лэндон встречал меня после утренних уроков. Его первые три урока были в тех же коридорах, что и мои, благодаря какому-то случайном подарку вселенной, так что всё получалось. И мы всегда встречались после четвёртого урока, чтобы пойти на трибуны на ланч с Мэдисон и Джозией. Если погода была по-настоящему ужасной, мы ели в машине Лэндона.

Люди приняли нашу дружбу так, будто это было просто очередной точкой на радаре. Всегда говорили: «Привет, Брайан, привет, Лэндон!», будто мы были известным союзом. И если мы не были заняты одним из своих постановочных разговоров, отовсюду приходили объятия. Лэндон улыбался своей крохотной терпеливой улыбкой и отводил взгляд в сторону, либо доставал телефон и оставлял меня волкам, пока я пытался быть милым. Будто, очевидно, они хотели поговорить только со мной. Но затем я понял, что если поднимал тему законов о запрете оружия, тему политики или голосования, Лэндон включался, как фонарик, и начинал доминировать в разговоре со своей крайне серьёзной манерой.

Это было отчасти мило. И определённо на руку.

После школы мы всегда ненадолго ехали к нему домой. Иногда Джозия тоже присоединялся. Мы играли в видеоигры, занимаясь уроками меньше, чем следовало, и просто тусовались и общались. Лэндон много времени проводил в интернете, изучая законы или переписываясь с активистами из других школ. А я развивал собственную одержимость стрельбой, только моя принимала совсем другую форму. В своём блокноте я составил список имён. Разговаривая с людьми, я всегда в первую очередь спрашивал: «Где вы были, когда всё произошло?» А затем записывал это.

И наблюдал. Наблюдал.

На выходные, на которые выпал Хэллоуин, мы вчетвером устроили киномарафон в доме Джозии и посмотрели все части «Чужого». Так что в пятницу и субботу я ночевал у Лэндона и вернулся домой только после ужина в воскресенье.

На меня могли бы больше надавить о том, что я так долго не был дома, если бы не моя мама. Я слышал, как папа однажды вечером ворчал об этом на кухне. А мама сказала, что я потерял своего лучшего друга, и что сблизился с Лэндоном потому, что он помог мне, и он из хорошей семьи, так что им следовало просто отпустить меня, так как казалось, что это мне помогает.

Всегда приятно, когда твои предки считают, что знают тебя вдоль и поперёк. Она понятия не имела насчёт меня и Лэндона. Но плевать.