Ожерелье королевы - Александр Дюма (2014)

– Ну что ж, – произнес тот, – теперь, монсеньор, когда мы с вами возобновили знакомство, давайте побеседуем, если вам угодно.

– Да, – откликнулся прелат, мало-помалу приходя в себя, – да, побеседуем о возврате долга, который… о котором…

– О котором я упомянул в письме, не так ли? Вашему высокопреосвященству не терпится узнать…

– О, это был всего лишь предлог, не правда ли? Во всяком случае, таково мое предположение.

– Нет, монсеньор, ничуть не бывало, это сущая правда, и совершенно серьезно, уверяю вас. Этот долг вполне достоин быть погашенным: речь идет о пятистах тысячах ливров, а пятьсот тысяч ливров – изрядная сумма.

– Та самая сумма, которою вы меня столь любезно ссудили, – воскликнул кардинал, чье лицо покрылось легкой бледностью.

– Да, монсеньор, которой я вас ссудил, – согласился Бальзамо. – Я рад убедиться, что столь высокопоставленная особа, как вы, обладает такой отменной памятью.

Для кардинала это было ударом. По его лицу заструился холодный пот.

– Я уж было подумал, – промолвил он, – что Жозеф Бальзаме, человек, наделенный сверхъестественными способностями, унес с собой в могилу мой долг, подобно тому как он швырнул в огонь мою расписку.

– Монсеньор, – с важностью возразил граф, – жизнь Жозефа Бальзамо неподвластна гибели точно так же, как лист бумаги, который вы полагали сгоревшим, неподвластен уничтожению.

Смерть бессильна перед эликсиром жизни, огонь бессилен перед асбестом.

– Не понимаю, – произнес кардинал, у которого в глазах все помутилось.

– Сейчас поймете, монсеньор, несомненно, поймете, – ответил Калиостро.

– Что вы имеете в виду?

– Вы узнаете свою подпись.

И он протянул принцу сложенный лист бумаги; еще не развернув его, тот вскричал:

– Моя расписка!

– Да, монсеньор, ваша расписка, – подтвердил Калиостро с легкой улыбкой, которую смягчала бесстрастная почтительность.

– Но ведь вы ее сожгли, сударь, я сам видел пламя.

– Я бросил эту бумажку в огонь, это правда, – возразил граф, – но, как я уже сказал вам, монсеньор, случаю было угодно, чтобы вы писали на куске асбеста, а не на обычной бумаге, а посему я обнаружил расписку среди прогоревших угольев в целости и сохранности.

– Сударь, – надменно произнес кардинал, которому показалось, что предъявление расписки свидетельствует о недоверии к нему, – сударь, поверьте, что и без этой бумаги я точно так же не стал бы отрекаться от долга, как не отрекаюсь от него теперь; поэтому напрасно вы меня обманывали.

– Что вы, монсеньор. Поверьте, у меня и в мыслях не было вас обманывать.

Кардинал покачал головой.

– Вы уверили меня, сударь, – сказал он, – что заемное письмо уничтожено.

– Чтобы вы спокойно и с удовольствием пользовались этими пятьюстами тысячами ливров, – возразил Бальзамо, слегка пожав плечами.

– Но как же так, сударь, – продолжал допытываться кардинал, – почему вы на целых десять лет забыли о столь значительной сумме?

– Я знал, в чьих она руках, монсеньор. Ход событий, игра, воры постепенно уничтожили все мое достояние. Но я знал, что в надежном месте у меня хранятся эти деньги, и спокойно выжидал, покуда не явится крайняя необходимость.

– И вот теперь явилась крайняя необходимость?

– Увы, монсеньор, это так!

– И вы уже не можете более ни потерпеть, ни подождать?

– В самом деле, это не в моих силах, монсеньор, – отвечал Калиостро.

– Итак, вы требуете, чтобы я вернул вам ваши деньги?

– Да, монсеньор.

– Сегодня же?

– Если вам не трудно.

Кардинал замолчал; его охватила дрожь отчаяния. Затем изменившимся голосом он произнес:

– Ваша светлость, несчастные земные владыки не умеют добывать из ничего сокровища с тою же быстротой, как это делаете вы, чародеи, повергающие умы то во тьму, то в свет.