Возвращение любви - Ирина Хохлова (1995)

Видеть не хочу, а думать… думаю. Сегодня утром пришло в голову, что из этого книжника мог бы получиться безупречный революционер. Он благоговеет перед своим внутренним миром, построенном на фундаменте прочитанных книг. Мир внешний, нас окружающий, ему ненавистен, так как не дал возможности проявиться его незаурядным, как он мнит, способностям. Он преклоняется перед теорией и презирает жизнь, в которой никто с ним не считается.

Если смотреть на мир его глазами, то получается: коль действительность не соответствует теории, тем хуже для действительности. А значит, можно все: крушить, ломать, уничтожать, истреблять, невзирая на жертвы и потери, — во имя одного только изменения действительности.

Если бы в России вдруг произошло вооруженное восстание, вполне возможно, он бы оказался одним из его вождей. Лень недостаточно укоренилась в нем. Она легко может смениться бурной жаждой деятельности. Бедный Дима даже не вспомнит вековечной мудрости — революция делается только для того, чтобы поглотить авангард революционеров. И он, конечно же, сгорел бы в этом страшном пламени, как истинный практичный книгочтей.

Но Бог с ней, с революцией! Беспощадные и бессмысленные бунты Руси не в новинку, и участь их вождей известна. Сама твержу это детям, когда проходим «Капитанскую дочку» Пушкина. Куда больше меня возмущает то, как он обошелся с той девушкой, которая некогда его любила!

Воспоминание об этой истории, рассказанной им с равнодушной ухмылкой, всякий раз заставляет меня хмуриться. В тот раз я восприняла ее с недоверием и отчасти — иронией. Осознание всего ужаса происшедшего пришло гораздо позднее. Да это же настоящая трагедия! Не для меня, разумеется, инфантильного эгоцентриста. А для нее, готовой посвятить ему свою жизнь и просящей взамен лишь немного чуткости и доброты к себе.

То, что он даже не предпринял попытки воспротивиться, когда какой-то пахал обхаживал его девушку, просто низость. За счастье надо бороться! Девушка и так проявила великодушие, подарив ему свою любовь. Требовалось лишь небольшое усилие, чтобы она осталась с ним навсегда. Но он и этого не сделал.

Потому что не любил. Не любил ее так, как в былое время любил меня Валера… Стоп! А при чем здесь Валерка? Я ведь дала себе зарок не возвращаться к прожитому, не пытаться воскресить давнишнее.

Японцы — мудрые люди. У них есть пословица: «Не надо бить по кусту палкой, иначе оттуда поползут на тебя змеи». Моя память — этот самый куст. Так что, прекрати, Аленушка, размахивать палкой, прекрати заниматься самокопанием!..»

«5 ноября.

Ого, почти месяц не раскрывала дневник. Сегодня что-то на меня нашло. Перечитав последнюю запись в дневнике, уловила некую закономерность: вначале осуждаю других, а после незаметно перехожу на самокритику.

Вернее, тут чередуются две крайности. То мне кажется, что я знаю себе цену и как женщина могу дать фору всем этим манекенщицам и фотомоделям, за которыми табунами бегают мужики. То вдруг осознаю себя полным убожеством и тогда безмерно стыжусь и своей прически, и своего платья, и походки, и манеры держаться.

Случается, утром, перед тем, как выйти на работу, когда каждая минута на счету, гляну в зеркало и неожиданно обнаружу, что просто безобразно одета. Влезаю в другую юбку, меняю кофточку. Вот так вроде ничего, на голове вместо прически какой-то невообразимый кавардак. Пускаю в ход шпильки и заколки и тут вдруг мне перестают нравиться туфли. В страшной спешке нахожу в шкафу другую пару, примеряю и… хочется прямо-таки зареветь от отчаяния. Все: и прическа, и юбка, и туфли, и плащ — все раздражает. Все представляется претенциозным и глупым. А сама себе кажусь напыщенной дурой. И мечтаю только об одном — превратиться бы в махонькую мышку да спрятаться в неприметной норке. Чтобы никто не мог ни разглядывать меня, ни злословить на мой счет, ни обсуждать.