Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Ну? — грозно повторила Катерина.

— Он в тайгу подался. — И, спустив голову, едва внятно пробубнил: — Я ему честно предлагал шапками меняться, а он не захотел.

Федька вытащил из-под себя буденовку, виновато положил на стол. Все невольно обернулись к заледенелому окну, за которым разыгрывалась пурга.

Эдгар, увязая в глубоком снегу, брел по тайге. Он давно потерял ориентировку и теперь, подгоняемый холодом и страхом, шел наугад, куда попало. Стоять и слушать нарастающий вой метели, наблюдать, как сгущаются зловещие сумерки, было еще страшнее. С непокрытой головой, закоченевший и всклокоченный, он еле передвигал ногами.

— Мама, — почти беззвучно звал он. — Мама…

Тайга молчала. Только завывала сатанинским голосом метель да потрескивал сучьями, набирая силу, мороз. Сумерки становились все гуще и гуще. Споткнувшись, мальчик привалился к стволу огромной сосны и обессиленно закрыл глаза, а вокруг него стал вырастать белый холмик.

Марта шла, не разбирая дороги, продираясь сквозь кусты и валежник.

— Эдгар! — хрипло кричала она. — Эдга-ар!

В темноте маячили фонари.

— Эдик! — звал дед. — Ау-у-у!

Где-то рядом продиралась сквозь метель Майга, тоже кричала, звала. Мальчика искали всей деревней. Марта теряла силы, падала, поднималась и все кричала:

— Эдгар!

И вдруг, пораженная, остановилась: навстречу из-за деревьев вышла Катерина, держа на руках мальчика. Она шла простоволосая, с развевающимися на ветру заснеженными волосами. А безжизненно обвисший на руках ребенок был замотан ее платком.

— Держи, мама…

Эдгар спал с компрессом на голове. Лампа, прикрытая темной тканью, скупо освещала комнату. Марта нагнулась, осторожно поправила повязку. Услышала скрип отворяющейся двери, оглянулась — на пороге стояла раскрасневшаяся Майга. В руках она держала бутылку, заткнутую тряпицей.

— Самогон… У Ваньки Шухина по дешевке выпросила.

Марта вопросительно посмотрела на нее.

— Когда проснется, — кивнула Майга на спящего мальчика, скидывая ватник, — натрем как следует. Сразу жар спадет. — Поискав глазами кружку, плеснула в нее самогону. А пока мы с тобой сами полечимся. — И протянула кружку Марте.

Марта безотчетно хлебнула глоток, скривилась и с отвращением вернула кружку. Майга с явным удовольствием допила остаток, взяла со стола картофелину, посыпала солью.

— Что это? — она подозрительно заглянула в кастрюлю с каким-то варевом.

— Кедровый настой. Бабушка сварила.

Гримаса брезгливости пробежала по лицу Майги.

— Ты бы поосторожнее с этими дикарями, — сказала она. — Стравят и не охнут.

— Ну, зачем ты? Они так переживали, так заботятся… Как о родном внуке пекутся. Просто неловко…

— Неловко? — переспросила захмелевшая Майга и, хлебнув еще глоток, сказала уже с вызовам: — Перед кем? Перед этими? Ты что, сама к ним напросилась? Что ты о них знаешь? А я на них насмотрелась…

— Где? — не поняла Марта.

— Неважно… — неопределенно махнула рукой Майга, и, прищурившись, проговорила, словно выплюнула: — Фанатики… Дикари… Ненавижу. — Скрипнув зубами, она судорожно сжала в руке железную кружку.

Заворочался во сне Эдгар, застонал, причмокивая губами. Майга расплылась в умильной улыбке, подсела к ребенку на постель, хотела погладить:

— У-у, ты мой сладенький…

— Разбудишь, — холодно отстранила землячку Марта. Посмотрела ей прямо в лицо, тихо сказала: — И вообще… шла бы ты отсюда.

Та удивленно вскинула брови, поднялась:

— Что так? — в глазах была холодная трезвая злоба — словно и не пила она вовсе.

— Да так, — не дрогнула Марта. — Каждый раз после тебя мне хочется в баню… Помыться.

Майга тяжело задышала, отступила на шаг, взяла ватник:

— Ладно, с угрозой произнесла она. — Я уйду. Но смотри — они тебя умоют.

И бросилась вон из комнаты, с грохотом захлопнув за собой дверь.