Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Оставим сожаления в стороне, — сухо ответил Артур. — Как вы намерены исправить вашу ошибку?

— Ошибку? — вскинул брови юрист. — Кто вам дал право говорить об ошибке? На основании тех материалов, которые имелись, я вел следствие со всей добросовестностью. Никакого пристрастия у меня не было.

— Толку-то в вашей добросовестности, — не сдержался Артур. — Если в результате ее невинный человек, женщина с ребенком, засылается черт знает куда… За что, про что, спрашивается, вы…

— Еще раз повторяю, — оскорбленно перебил следователь. — Если вы считаете, что решение несправедливо, можете его обжаловать. Но подвергать сомнению объективность следствия, обвинять нас, понимаете, в предвзятости, в заведомых ошибках…

— Конечно, — язвительно вставил Артур. — Ошибок у вас не бывает, всегда полный ажур.

— Послушайте, майор, с какой стати я должен выслушивать оскорбления? И за что?

— Вы считаете — не за что? Вы не смогли или не захотели разобраться по здравому смыслу, по существу, по элементарной человеческой совести, наконец…

— Да как разобраться? Как? — припечатал ладонью к столу следователь. — Откуда я должен был брать факты? С потолка? Свидетелей откуда вызывать? С помощью спиритических сеансов? С того света?

— Как разобраться? — сузил глаза Артур. — Когда мне на фронте приказывали взять языка, я не спрашивал как. Я шел и брал. А вы… Знаете, если ошибается сапер, расплачивается жизнью он сам. А вот за вас, к сожалению, другие. Он резко встал и, не прощаясь, направился к двери.

— Стойте! — окликнул его следователь. — Куда вас понесло? Вы что — пришли поругаться, и все? Или помочь вашей знакомой? Вы ведь даже не потрудились изложить письменно свои показания.

Артур стоял набычившись посреди кабинета — и уходить глупо, и оставаться невыносимо.

— Я понимаю, вам сейчас больше всего хочется пойти н накатать на меня во-от такую телегу, — усмехнулся следователь.

— А вам чего хочется? — огрызнулся Банга, — Чтоб на вас меньше жаловались?

— Да жалуйтесь, — устало отмахнулся юрист. — Вам ответят примерно то же: не было материалов, нет оснований для претензий. Только затянет дело. — Он прошелся, закурил. — А мне бы не хотелось — понимаете? — он в упор взглянул на Бангу. Откровенно говоря, после всего, что узнал от вас, у меня желание одно: как можно быстрее добиться пересмотра дела. Хотя это совсем не простая процедура, как вам, наверное, кажется. Не говоря уже обо всем дальнейшем.

Артур все еще недоверчиво косился на него, потом спросил:

— Можно хотя бы узнать, где она находится?

— Что, она никому не пишет? — удивился следователь.

— Представьте себе — никому.

— Странно…

— А что тут странного? Меня она считает погибшим, родных у нее здесь никого… Да, видно, и общаться со старыми друзьями не очень хочется. Крепко вы отбили у нее эту охоту.

Следователь сочувственно посмотрел на Бангу, понимающе вздохнул:

— Что ж, сегодня же направим запрос. А вы… Вот вам бумага, садитесь сюда и пишите. Да поподробнее, поподробнее…

Облачная пелена над горизонтом была перламутрово-серой, но по нижнему ее краю проходила огненная кайма. Постепенно она розовела, наливалась золотистым светом. Но море не торопилось отразить на своей глади предзакатную игру красок. Оно еще пыталось сохранить глубинные, холодные цвета Балтики. И вдруг пелена прорвалась. Из-под нее над самой чертой, разделяющей небо и море, показался нижний край тяжелого огненного шара.

Артур стоял у воды босиком на влажном песке. Его походные сапоги лежали рядом. Солдат и рыбак праздновал встречу с родиной. На душе было и радостно, и горько. Радостно потому, что жив, потому, что дома, потому, что не слышно больше грохота разрывов, потому, что над головой родное небо, а у ног плещется родное море. Горько же оттого, что он не мог насладиться всем этим в полную меру. Марта… Где она, что с ней?