Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Кому, мне? — губы Калниньша дрогнули.

— Извини, я не это имел в виду, — смутился Банга.

— Да какая разница, это или не это? Сказал, и уже сделал больно. А сейчас больного у всех столько… К чему ни прикоснись — всюду болит.

Черный ЗИС промчался по мосту над Москвой-рекой, миновал площадь Дзержинского, подкатил к подъезду огромного серого здания. Лосев — крепкий, спортивного склада блондин лет сорока с небольшим, в габардиновом синем плаще и мягкой шляпе, терпеливо ждал, пока дежурный проверит пропуск. У входа на этаж процедура повторилась. Молоденький офицер, строго поглядывая на посетителя, сличил его внешность с фотокарточкой на документе. Последний «фильтр» был уже в приемной. Впрочем, дежуривший там лейтенант, видимо, хорошо знал вошедшего — он с улыбкой поднялся ему навстречу:

— Здравия желаю, товарищ полковник. Проходите, Георгий Павлович вас ждет.

Козырев, хозяин кабинета — он тоже был в штатском костюме, не скрывавшем, однако, четкой офицерской выправки — выглядел озабоченным и усталым. Но гостю обрадовался, усадил в углу кабинета за круглый столик, обставленный креслами.

— Не балуешь, Владимир Семенович. Редко заглядываешь. — Он тронул клавиш селектора. — Насчет чайку распорядитесь, пожалуйста. Ну, рассказывай, повествуй. Как самочувствие, настроение?

— Настроение… — задумчиво протянул Лосев. — Планету жалко.

— А-а, ты об этом… — лицо Козырева помрачнело, он покосился на веер свежих газет, раскрытых на страницах международных новостей. Сообщения о взрыве атомной бомбы над японским городом Нагасаки были отчеркнуты красным карандашом.

Георгий Павлович встал, подошел к сейфу, достал черный пакет с пачкой фотографий, положил перед Лосевым.

— Неужели оттуда? — спросил тот.

— Хиросима.

Это были снимки города, стертого с лица земли. Лосев с волнением рассматривал их.

— Как же вам удалось?..

Козырев только пожал плечами, собрал снимки и спрятал обратно в сейф.

— Знаешь, у меня все эти дни не идет из головы фраза, брошенная, кажется, Нильсом Бором… Еще до войны, когда атомные исследования только начинались. «Мы живем на острове, сделанном из пироксилина. Но, слава богу, еще не нашли спичку, чтобы его поджечь».

Козырев замолчал, пережидая, пока вошедшая в кабинет женщина в крахмальной наколке расставляла перед ними стаканы с чаем, сахарницу, баранки.

— Спичку, — усмехнулся Лосев, когда она вышла. Мы-то все боялись, что эту спичку найдет бесноватый… А их, как видно, и за океаном пруд пруди. — Он постучал костяшками пальцев по газете. — Ни малейшей военной необходимости. Ни в первой бомбе, ни, тем более, во второй. Самураи и без того выдохлись. Да и без Германии им бы никуда не деться. За каким же дьяволом сто тысяч жертв?

— Сто пятьдесят, — уточнил Козырев. — И это, по-видимому, еще не все. А за каким дьяволом? Да все за тем же, Владимир, все за тем же. Чтобы нас с тобой припугнуть. Сначала Гитлером пугали. Теперь — вот этим. Верь слову, они своим спичечным коробком теперь долго тарахтеть будут. И не исключено, что в конце концов к нам же опять н кинутся: «Караул! Отберите спички у дурака». И будешь помогать — раз планету жалко. Ладно, пей чай. И показывай, что притащил. — Козырев кивнул на портфель.

— У тебя что, рентген? — хмыкнул Лосев.

— Нюх старой ищейки — в тон ему отшутился Козырев. — Так ведь тебя просто на чай не заманишь.

— Что верно, то верно. Все спешим, все некогда. Сегодня гляжу, а дочка-то уже невеста. Когда выросла? — вздохнул Лосев и вдруг без всякого перехода спросил: — Послушай, из твоих ребят кто-нибудь работал под такой вывеской… обер-лейтенант Отто Грюнберг?

— Отто Грюнберг? — насторожился Козырев. А в чем дело?

— Знаю, Георгий, ты не любишь, когда в твой ящик заглядывают. Но, понимаешь, тут такая история… В общем, прочти сам. — Лосев расстегнул портфель и вытащил оттуда толстую тетрадь в клеенчатом переплете.