Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

Козырев взял тетрадь, бегло перелистал.

— Это что, из отдела проверки жалоб?

— Верховный суд запросил сведения о некоей Марте Лосберг. Действительно ли она в годы войны оказала содействие одному нашему человеку? Очевидно из твоего ведомства.

— Женщина?

— Почитай, почитай. Я сначала, когда прочел, решил, что не по адресу. Думал в Союз писателей переслать, для романа. Ан, гляжу — в роман твоих героев запутывают.

— И тебе нужен Отто Грюнберг?

— Понимаешь, она пишет, что здорово помогла ему в сорок первом. Можно сказать, спасла жизнь. Если это так, то он один может выручить ее из беды. Если, конечно…

— А что с ней?

— За Уралом, выслали.

— Понятно. Что ж, вокруг Отто Грюнберга уже секретов нет, — с болью сказал Козырев. — Ты его знаешь… Это Александр Ефимов.

— Саша? — Лосев тревожно покосился на Козырева. — Что с ним? Если не тайна?

— С ним? Мозговая опухоль. Неоперабельная, — медленно, с трудом выговорил Козырев.

— Откуда она взялась?

— Последствия ранения в голову.

— И где он сейчас? В госпитале?

— Был. А теперь у родителей, в Иркутске. Отчислен из нашей команды, к сожалению, навсегда.

Лосев долго молчал, подавленный услышанным, затем горестно сказал:

— Эх, Сашка, Сашка.

Помолчали. Козырев невесело посоветовал:

— Надо запросить дело, послать Саше ее фотографию и попросить наших в Иркутске внимательно разобраться. И чем скорее, тем лучше.

ГЛАВА 23

— В тот год осень в тайгу не спешила. Давно уж пора было зарядить ненастью, а дед Митяй с бабкой Анисьей все грелись да грелись на солнышке, благословляя позднюю теплынь. К ним подошла почтальонша:

— Здравствуйте, граждане. Отдыхаем?

— Садись, Нюра, — подвинулся дед. — Роздых-то ногам дай.

— Некогда, деда, сумка вон еще полная. Постоялица дома?

— Ай письмо принесла? — встрепенулась бабка.

— Принесла. — Нюра достала запечатанный сургучом пакет.

— Откуда? — заволновался дед. — Часом не из Москвы? Давай передам.

— Казенное, — покачала головой почтальонша. — Расписаться надо.

— Ах ты, господи… Да стирает она. Дед вон распишется, какая тебе разница? — захлопотала бабка.

— Нельзя… Лично должна.

— Вредная ты, — укорила Анисья и пошла в дом. — Марта! Марточка!

Дождавшись, когда за бабкой закроется дверь, Нюра достала из сумки еще один конверт, поменьше, украдкой сунула его деду.

Марта держала в руке пакет, не решаясь вскрыть. Надломила одну сургучную нашлепку, другую, оглянулась на Эдгара — мальчик тихонько копошился в углу возле клетки с белкой. Он был так увлечен, что не слышал, как вошла с письмом мать. А когда оглянулся, увидел, что она сидит на кровати и плачет. А на коленях у нее лежит какая-то бумага.

— Мамочка, ты что? — испуганно спросил он.

— Марта не смогла ответить — слова комом застряли в горле.

Бабка маялась нетерпением, шастала туда-сюда по горнице, хваталась то за одно, то за другое и все прислушивалась к происходящему за дверью. Наконец, не выдержала, заглянула:

— Ну, че притихла? Можа, чего…

И оторопела. Марта плакала, тихо и горестно. Слезы капали прямо на листок письма.

— Неужто отказали? — испугалась старуха. — Ах ты, горе…

Марта подняла голову и, растягивая губы в жалкой, вымученной улыбке, сказала:

— Не отказали, бабушка. Поверили.