Долгая дорога в дюнах - Олег Руднев (1984)

— Позвольте, но это Отто… Отто Грюнберг.

— Узнали, — обрадовался старик. — Он сказал, что вы его так и назовете, если узнаете. А на самом деле он Саша, мой сын… Александр Петрович Ефимов.

— Вот как…

— Да, вот так. Тесен мир. — Старик взял у нее фотографию, бережно спрятал в бумажник. — Примите отцовский поклон. За все, что вы сделали для нас. — Он склонился низко-низко, как кланялись только в старину.

Из соседней комнаты вышел Эдгар, с удивлением посмотрел на склонившегося перед матерью старика. Марта поправила воротник рубашки сына и, смущенная трогательной благодарностью гостя, поспешила представить.

— Это мой сын, Эдгар.

— Эдик, — норовисто поправил ее мальчик.

— Будем знакомы, — как взрослому подал руку гость. — Петр Никодимович. А можно и проще — дедушка Петя. Знаешь, Эдик, зачем я приехал сюда? — Он привлек к себе мальчика.

— Не знаю, — исподлобья глянул на него Эдгар.

— Хочу тебя с мамой к нам в гости забрать. В Иркутск, рядом с Байкалом. Слыхал про такое море?

— Не-а…

Ефимов обернулся к Марте:

— Вы даже не представляете, как Саша всполошился, когда узнал о вас. Звонил в Москву, сам собирался лететь. Врачи еле удержали.

— Он болен?

Старик помрачнел:

— Очень. Что-то с головой. Поэтому я и приехал за вами.

— Что же делать? — Марта растерянно посмотрела на вещи. — Мы вот… собрались домой возвращаться.

— И прекрасно, я вам не помешаю. Заглянете, повидаетесь. По нашим сибирским масштабам это же рядом. А там, как сами захотите. Очень уж он просил. Без нее, говорит, не возвращайся. Я, говорит, обещал ей добром отплатить, другой возможности у меня не будет.

На последних словах голос Ефимова дрогнул, и Марта неуверенно сказала:

— Ну, разве что по пути. На денек-другой.

— Разумеется, — обрадовался старик. — Неволить не станем. Только вот что, Марточка… Вы позволите вас так называть? Хозяевам о поездке в Иркутск не говорите: Саша, понимаете, у нас конспиратор — служба у него такая. Вы возвращаетесь домой — я прибыл вас сопровождать. Кстати, это полностью соответствует истине. Если вы хотите вернуться на родину, мы доставим вас туда в целости и сохранности.

— Спасибо. Но с нами столько хлопот…

Старик встал, укоризненно посмотрел ей в глаза:

— Дочка, это же мой сын. И он у меня единственный.

Над голыми, по-осеннему сиротливыми березками, над вечнозелеными кедрами медленно плыли тяжелые, низкие облака. У калитки стояла подвода, нагруженная нехитрым скарбом отъезжающих. Эдгар уже взобрался на передок рядом с дедом и возбужденно размахивал кнутом:

— Нно! Нно! Деда, а почему она не слушается?

Митяй с грустной улыбкой поглядывал на мальчишку и неловко гладил его по голове. Петр Никодимович стоял в стороне, покуривал. А женщины все прощались и прощались.

— Что ты все — «спасибо да спасибо»… — прикрывая волнение воркотней, бубнила бабка Анисья. — Что мы тебя, озолотили, что ли? Привыкли вот к вам, а теперь одни куковать будем.

— Не будем, — отозвался с телеги старик. — К Ванюшке на Украину уедем. Женился там, кличет.

Старуха вдруг всхлипнула, прижалась к Марте:

— А Федюшка-то наш, младшенький…

Не в силах удержаться, она затряслась в рыданиях, Марта тоже плакала. Подошел однорукий Тимофей, степенно поздоровался с Петром Никодимовичем, пожал руку деду Митяю, прицыкнул на женщин:

— Ну ладно, будя. Вот порода… Встречаются — ревут, прощаются — голосят. — И, как бы извиняясь за неразумных женщин, деловито осведомился у Петра Никодимовича. — Значит, доставите до самого дома?

— Доставлю.

— Что ж, — вздохнул председатель, — это хорошо. Она баба того заслуживает. — Приветливо улыбнулся Марте. — Отбываешь, значит? Жалко. Я уж тебя учителкой хотел наладить в школу. Да, видно, ничего не поделаешь. Верно оно говорится — в гостях хорошо, а дома лучше. Бывай, Марточка, не поминай лихом.