Останься со мной навсегда - Наталья Калинина (1997)

— Суть проблемы, синьор дель Соле, состоит не в том, что наша пациентка не может вспомнить, кто она такая, — продолжал профессор. — Если бы дело было только в этом, мы могли бы назвать это амнезией, наступившей вследствие сильнейшего нервного потрясения, и надеяться, что память со временем вернется к ней. Но мисс Грин не просто забыла о том, кто она на самом деле. Она отождествляет себя со своей матерью, то есть с миссис Грин, в девичестве мисс Эммонс. По каким-то загадочным причинам она зациклилась на юности своей матери и пребывает в полнейшей уверенности, что ее зовут Констанс Эммонс, что ей сейчас двадцать лет и она приехала в Рим сниматься в главной роли на Чинечитте. Хотя, наверное, причины, побудившие нашу пациентку отождествлять себя со своей матерью, не так уж загадочны, как это может показаться на первый взгляд. Мы подозреваем, что ключом к разгадке является дневник миссис Грин, в котором она, исходя из ее же слов, описала связь, некогда существовавшую между нею и вами, значительно приукрасив некоторые детали…

Громкий стон, донесшийся со стороны дивана, заставил профессора умолкнуть. Взгляды всех обратились к Констанс, которая теперь рыдала взахлеб, закрыв лицо руками.

— Не надо, доктор, не пересказывайте содержание ее дневника, — поспешно проговорил Габриэле. — Констанс, то есть миссис Грин, уже сама рассказала мне о нем достаточно много, чтобы я мог понять, как сильно это должно было травмировать…

Он замолчал и полез в карман за сигаретами. Но у него так отчаянно дрожали руки, что зажигалка выскользнула из его пальцев и упала на пол. Один из ассистентов профессора тут же вскочил на ноги, обошел стол и, подняв зажигалку, щелкнул ею и протянул ему, чтобы он мог прикурить. Этот исполненный почтения жест напомнил Габриэле о том, что он — человек известный и всеми уважаемый. В некотором смысле — король… В последние недели он совершенно забыл об этом.

Судьба, наверное, приберегает свои самые жестокие шутки для людей, которые чем-то выделяются из общей массы, подумал он. Пусть бы она подшутила только над ним, он в конце концов смирился бы с этим, даже если бы Вероника ушла от него, если бы он потерял ее из-за этого чудовищного недоразумения. Но Вероника потеряла себя саму, и с этим он никогда не смирится. Ему ни за что не обрести покоя, пока она не станет прежней.

— Продолжайте, доктор, — сказал он, глубоко затягиваясь сигаретой. — Вы еще не сообщили диагноз.

— Как вам известно, синьор дель Соле, мы очень много беседовали с мисс Грин в эти дни, применяя различные методы психоанализа в надежде, что эти беседы помогут ей обрести связь с действительностью и осознать, кто она на самом деле, — снова заговорил профессор, стараясь не смотреть ему в лицо. — К сожалению, все наши усилия ни к чему не привели. Мисс Грин настолько убеждена в том, что она Констанс Эммонс, что нет никакого смысла рассказывать ей о ней самой и пытаться напомнить о той травме, которая послужила причиной ее… болезни.

— Вы пытались разговаривать с ней об этом? — Габриэле оперся обеими руками о край стола и склонился над профессором, устремив на него испепеляющий взгляд. — Но ведь я запретил!

— Вы должны понять, синьор дель Соле, что методика психоанализа на том и основывается, чтобы заставить пациента пережить заново травму, послужившую причиной его нервного расстройства, — пробормотал профессор, опуская голову. — Пациент должен осознавать, чем именно была вызвана его душевная болезнь, в противном случае он никогда не сможет победить свой недуг.

— К черту ваш психоанализ! — взорвался Габриэле. — Я сказал вам: не смейте разговаривать с ней на эту тему. Я не хочу, чтобы ей было больно, — вам это понятно?

Оттолкнувшись обеими руками от стола, он резко выпрямился и отступил на несколько шагов, не сводя глаз с растерянной физиономии профессора.

— Вы сами пытались говорить с ней об этом, — напомнил ему тот.