Останься со мной навсегда - Наталья Калинина (1997)

Пилот, с которым он созвонился, чтобы предупредить о предстоящем путешествии, сказал, что, несмотря на дождь, погода летная. Габриэле был уверен, что длительное путешествие, которое он собирался предпринять вместе с Вероникой, не покажется ей утомительным. Она всегда говорила, что ей нравится летать, а в его самолете она будет чувствовать себя как дома. Там она найдет все, что только может ей понадобиться — от горячей ванны до мягкой постели. Он был рад, что в свое время позаботился о том, чтобы его самолет был оборудован должным образом — вполне возможно, что в ближайшие месяцы они будут очень много путешествовать.

Уже из машины он позвонил Эмори и Констанс в гостиницу, где они остановились, и сказал, что увозит их дочь в Полинезию. Разумеется, он будет регулярно держать связь с ними и сообщать о здоровье Вероники. Судя по их голосам, оба пребывали в подавленном состоянии, что, впрочем, было вполне понятно, ведь они поверили каждому слову профессора.

По дороге в клинику он прокручивал в голове разговор в кабинете профессора. Доктора назвали ее болезнь умопомешательством на почве смещения личности… В том, что касалось смещения личности, профессор был прав: «я» Вероники действительно сместилось, переселившись в «я» ее матери. Но ему представлялось кощунственным применять слово «умопомешательство» к Веронике — потому он и был так рассержен, когда услышал его из уст профессора.

И еще в одном он не был согласен с докторами — в том, что ее болезнь неизлечима. Они утверждали, что в ее мозгу произошли необратимые процессы. Но кто мог знать, что обратимо, а что нет? Уж конечно, не люди.

Своим родителям он не сказал всей правды о болезни Вероники. Он мог себе представить их реакцию, если бы они эту правду узнали. Он сказал им, что у Вероники был грипп с серьезными осложнениями и доктора предписали ей морской воздух и теплый климат, поэтому он решил увезти ее из Рима, где осень бывает иногда холодной и сырой.

Когда он вошел вместе с Джимми в ее палату, она уже была одета, причесана и даже накрашена. Как только ей разрешили вставать с постели, он привез ей из дома кое-какие из ее платьев — он надеялся, что эти платья, которые она носила раньше, помогут ей вспомнить о себе самой… Платья не помогли ей вспомнить, но она с удовольствием надевала их. Она по-прежнему обожала вертеться перед зеркалом и любила красивую одежду.

Сейчас на ней было платье из синего шелка с глубоким вырезом и с длинной расширяющейся книзу юбкой. Это платье выбрал для нее он во время одной из их поездок по модным магазинам. Синее шелковое платье преобразило ее — когда она обернулась к нему от зеркала, он вдруг увидел в ней прежнюю Веронику, женственную и соблазнительную…

Джимми медлил лишь секунду, прежде чем броситься к ней. Встав на задние лапы и упершись передними в ее плечи, он лизнул ее в щеку, давая ей тем самым понять, как он рад этой встрече после долгой разлуки. Она ласково потрепала его по лохматой шее и чмокнула в нос.

— Ты красивая собака.

Когда белый волкодав, немного успокоившись, уселся у ее ног, не сводя с нее обожающего взгляда, она присела перед ним на корточки и протянула ему руку — он тут же подал ей лапу.

— Тебя зовут Джимми, — сказала она, пожимая его лапу, — а меня — Констанс. Думаю, мы станем друзьями.

Габриэле чуть не застонал.

— Если ты готова, поехали, — сказал он, подхватывая сумку с ее вещами. — Пообедаем в самолете.

Пока они шли по коридорам клиники, она весело болтала с Джимми на смеси итальянского с английским, спрашивая у него, нравится ли ему ходить по горячему песку и не будет ли ему слишком жарко в такой роскошной шубе на теплом острове. Но в машине она вдруг притихла — и сразу стала взрослой.