Эдвард действительно произносил эти слова и верил в них, но теперь отчетливо понял, что обманывался и просто отгонял своих демонов подальше, так как не мог от них освободиться.

Герцог мочал, и Мэри тихо продолжала:

– Твоя душа прекрасна, я знаю это. И я хочу, чтобы ты доверился мне.

– Ты переменишь свое мнение, если я открою тебе то, что ты так отчаянно стремишься узнать.

Мэри промолчала, глядя вопросительно на него. И Эдвард понял, что зашел слишком далеко и что уже нельзя останавливаться. Каким-то образом ей удалось надавить на него так, что он уже не мог скрывать правду. Что ж, она выиграла. Он устал бороться с собой.

Тяжело вздохнув, герцог проговорил:

– Мой отец изнасиловал четырнадцатилетнюю девочку и убил ее.

Мэри по-прежнему молчала. Но и не отступила от него. В комнате воцарилась напряженная тишина, и Эдвард, не в силах смотреть в глаза девушки, крепко зажмурился. Перед ним тотчас же вновь возник жуткий образ – окровавленное тело несчастной.

– Моя мать сама привела в дом ту девочку. Она отчаянно пыталась удержать отца и готова была потакать любым его желаниям, даже самым низменным.

Эдвард долгие годы мучился вопросом: удалось ли его матери добиться своего и сохранить любовь отца? Он нервно кусал губу, пока не почувствовал во рту привкус крови. Когда же герцог вновь заговорил, перед ним опять возникли все те ужасные образы.

– Я тогда только начал обучение в Итонском колледже и вернулся домой на праздники. Как я понял, мать обещала той девушке место служанки в нашем доме. Но наняли ее для совсем иных услуг.

Погрузившись в воспоминания, Эдвард начал рассказывать о тех давних событиях совершенно безучастно – как будто читал книгу о каких-то незнакомых ему людях.

– Я не должен был находиться дома в тот вечер, но пришел раньше и, услышав крик, побежал в гостиную.

Эдвард снова прикрыл глаза. Худенькая светловолосая девочка лежала на полу полунагая, в разорванной сорочке. Ее бедра были исполосованы ранами, а огромное пятно крови растекалось по полу от ее виска, окрашивая серебристые локоны в красный цвет.

– Там было очень много крови. Ужасно много. Помню бессмысленный лепет матери, – мол, на сей раз отец зашел слишком далеко, и теперь их ждали неприятности.

Пальцы Мэри поглаживали его плечо, но любая ласка была Эдварду сейчас невыносима – перед ним все еще стояла эта картина, и казалось, он даже чувствовал запах смерти. Отстранившись от руки Мэри, он продолжал:

– Я подбежал к девочке. Она еще дышала, но совсем слабо. Тут отец схватил меня за плечи и вытолкнул из комнаты. Я не знал, что делать, куда пойти, кому рассказать, и поэтому… Я не рассказал никому. Но история на том не кончилась.

На глаза Эдварда навернулись предательские слезы – признак слабости. И он понял, что если не возьмет себя в руки, то горе потоком вырвется наружу, сметая все на своем пути. Нервно сглотнув, герцог добавил:

– Отец девочки пришел искать ее, но мой отец от него… избавился.

Не в силах вынести бремя воспоминаний, Эдвард снова умолк, уставившись в пылавший камин. Ему отчаянно хотелось верить, что всего этого на самом деле не было, что это – лишь страшный сон.

– Когда констебль, расследовавший исчезновение двух человек, пришел к нам домой, я уже знал, что должен делать. Я рассказал ему все. – Герцог криво усмехнулся. – До сих пор помню лицо отца. Он не мог поверить в происходившее. В конце концов, я был его единственным сыном и наследником. Какой сын способен на такое предательство? В итоге именно мои показания забили гвоздь в крышку его гроба. Даже газеты не написали обо всех ужасах… – Эдвард содрогнулся, вспомнив о сцене повешения – вывалившийся изо рта язык и налившиеся кровью глаза навыкате. В жутких кошмарах это видение до сих пор навещало его, и ничто не могло изгнать его из памяти.

– А что твоя мать? – спросила Мэри.