Читающая по цветам - Элизабет Лоупас (2015)

Впрочем, кое-что все-таки не изменилось; Дженет и Уот снова были у меня в услужении. В конюшнях Уот взял юного Джилла под свое крыло. Ко мне вернулся мой Сейли, он снова ходил за мною, как хвостик, по коридорам Холируда, постукивая своими маленькими коготками по каменным плитам пола, снова сидел у моих ног, как и прежде радуя всех придворных дам.

По ночам на меня, точно коршун на свою добычу, набрасывался Рэннок Хэмилтон, грубо хватая меня, когда на Холируд опускалась темнота. Он все никак не мог вдоволь натешиться своим господством надо мною и над Зеленой Дамой. Иногда он говорил со мною и насмехался надо мною так, словно я была самой Зеленой Дамой во плоти. Дженет испытывала к нему отвращение и старалась как можно реже попадаться ему на глаза.

Я ужасно тосковала по Майри. Уже приближался конец мая, а в августе ей должно было исполниться два года. Меня не было рядом, когда она сделала свои первые шаги. Свое первое слово – лепешка – она сказала не мне, а тетушке Мар. Моя тетя прислала мне ленту такой же длины, как и ее нынешний рост, и колечко из слоновой кости, изгрызенное ее крохотными зубками – их у нее было уже двенадцать: шесть сверху и шесть снизу, и еще один зубик начал только что прорезываться сзади. Я молилась за нее каждую ночь. У меня на шее все еще висел медальон с рубином, который выпал из эфеса кинжала убийцы, и я не оставила надежды узнать правду, увидеть, как свершится правосудие, и возвратиться домой. Но пока я могла делать только одно – ждать и терпеть.

Нынче мы все собрались вокруг королевы, сидящей под балдахином в большом зале суда в новом здании Ратуши Эдинбурга и председательствующей на церемонии лишения гражданских и имущественных прав, которая должна была быть проведена над мертвым телом графа Хантли. В зале с серьезным и торжественным видом сидели представители всех сословий Парламента, расположенные вверху галереи были забиты горожанами, одетыми в основном в ноское коричневое или серое платье, хотя изредка попадались и такие, кто облачился в яркие праздничные цвета. В передних рядах, ближайших к балдахину, под которым стояло кресло королевы, восседали представители иностранных государей, которым довелось как раз в это время находиться в Эдинбурге. Забальзамированные останки покойного графа лежали в деревянном гробу, накрытом знаменем, на котором были вытканы его герб и гербовые щиты.

– Согласны ли вы, – зычно крикнул герольдмейстер суда, – что государственная измена вышепоименованного графа Хантли отныне объявляется доказанной, что он лишается всех гражданских и имущественных прав и что его герб будет уничтожен и предан забвению?

Лорды Законодательгого комитета, члены Королевского совета и все представители трех сословий, набившиеся в зал суда, дружно закричали «да». Графский титул Хантли прекратил свое существование; знамя стащили с гроба и унесли. Когда те, кто сидел на передних местах рядом с гробом, увидели, что осталось от тела графа, раздался вопль ужаса.

– Я желаю удалиться. – Королева вдруг встала. – Я не могу этого вынести.

– Вы должны это вынести, – сказал граф Морэй. Он велел своим слугам поместить кресло, на котором он должен был восседать, так близко от кресла королевы, что, по крайней мере, его левая рука оказалась под королевским балдахином. – Парламенту предстоит лишить гражданских прав и имущества еще нескольких изменников. Вы должны при этом присутствовать.

– Сделайте перерыв. Я вернусь примерно через час, после того как подкреплюсь и восстановлю силы.

Она торопливо вышла вон из зала, и все дамы в спешке бросились за ней. Я замешкалась, и выход мне перекрыла вмиг собравшаяся у двери толпа. Когда я повернулась в поисках другого выхода, то увидела прямо перед собою невысокого жилистого мужчину с коротко остриженными седыми волосами и очень светлыми, выцветшими почти до белизны глазками.

– Мадам, – сказал он. – Можно вас на минутку?