Прости… - Януш Вишневский (2016)

К мысли о дочке барда он возвращался не только в Рождество. В тюрьме о вине и наказании люди думают значительно чаще, чем во всех церквах и монастырях, вместе взятых. Он был абсолютно уверен в этом. Если бы его спросили (раз ему предложили поговорить с тюремным психологом, но он отказался), по отношению к кому он чувствует самую большую вину, то ответ был бы всегда один. Он всегда знал, что никакой «компенсацией» он никогда не искупит своей вины, но ему хотелось дать ей как-то знать, что он считает себя виноватым и что чувство вины не дает ему покоя. Однажды на его имя в тюрьму пришло заказное письмо (но несмотря на то, что письмо официальное, из суда, его вскрыли и перлюстрировали), где сообщалось, что совместно приобретенная им и Пати, но официально оформленная на Пати их краковская квартира «подлежит в качестве наследственной массы умершей разделу». Действительно. Умершей. Когда он читал, у него тряслись руки. Половина квартиры отходила ему, а вторая половина – «матери и сестре умершей». Космический абсурд. Наследство по жене, которую он убил?! Оказалось, что наследственное право создавалось не под влиянием эмоций. Умерла – значит – умерла. А как умерла – неважно. Наследство полагается. Все это тянулось очень долго, пока не удалось с помощью адвокатов решить вопрос наследства и продать эту квартиру. Большую часть денег, вырученных от продажи, он отослал дочке барда. Но это не принесло ему большого облегчения, он не видел в этом какой-то особой доброты и «благородства», но считал, то именно так и надо поступить. Это не помогло ему в очередное празднование Рождества за стенами тюрьмы. Картина пустого стула за столом, к которому садится девочка, до сих пор преследует его. Вот и сегодня, столько лет спустя, после стольких прошедших празднований Рождества, она снова вернулась. В очереди в кассу в «Реале»…

* * *

– Э-эй, граждани-ин, очнитесь. Вы платите? Тогда поторопитесь, а то вон как очередь разбушевалась, – вдруг донесся до его сознания голос кассирши. – Вам плохо?

Молодая женщина тревожно смотрела на него, энергично дергая его за рукав куртки.

– Да, да, конечно. Плачу, – ответил он тихо. – Задумался о празднике. Простите… – добавил и поспешно полез за кошельком в карман брюк.

Очередь злобно шипела. Он расплатился, взял коробку с питанием для Джуниора, положив сверху облатку в вакуумной упаковке, и поспешил к цветочному ларьку. Ожидавший его там мужчина сунул что-то ему в карман куртки, взял облатку и ушел, не размениваясь на благодарность.