Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

Камилла захватила с собой старенький Baedeker[63] своего отца, но этот путеводитель в красном переплете ей не пригодился. Некоторые улицы города вовсе исчезли. Следуя указаниям на деревянных щитах, стоящих на перекрестках, француженка сумела разыскать Катариненштрассе. Она испытала небывалое облегчение, увидев издалека, что дом Крюгеров все еще стоит, но, подойдя ближе, девушка поняла, что элегантный фасад представлял собой что-то вроде театральной декорации. Все квартиры всех этажей обрушились одна на другую. В окне первого этажа ветер трепал разорванную штору.

В смятении чувств Камилла бросилась прочь. Пройдя несколько улиц, она обнаружила иммиграционный центр и стала в длинную очередь, состоящую из немцев, которые терпеливо ждали возможности подойти к одному из двух окошек. Очередь двигалась со скоростью улитки. Каждый человек рассказывал служащему всю историю своей жизни. Десятки тысяч семей разбросало по стране, многие попали в разные лагеря. Освобожденные военнопленные, выжившие в концентрационных лагерях, беженцы с Востока — население целой страны продолжало бродить в поисках близких по Германии, разделенной между союзниками. Их лица посерели от усталости. Камилла почувствовала себя совершенно чужой среди этих людей с пустыми взглядами. Только дети без всякого стыда разглядывали француженку, и их жадное внимание окончательно вывело Камиллу из равновесия.

Она должна была послушать отца. Какое бессмысленное решение — приехать сюда вскоре после войны, и это с учетом того, что город занят советскими войсками! Дом Фонтеруа получил достаточное количество пушнины от своих канадских поставщиков, а также приобрел меха на аукционах Лондона и Нью-Йорка. Пройдут годы, прежде чем ярмарка в Лейпциге обретет свой былой размах. «А что касается этих русских, то ни в чем нельзя быть уверенным…» — буркнул Андре, нахмурив брови. Но Камилла настояла на своем. И не столько из-за ярмарки, сколько из-за Петера. С тех пор как они распрощались в парке близ Елисейских полей, она больше ничего не слышала о своем немецком друге. Они расстались, поссорившись, отравленные войной, за которую они не несли никакой ответственности. Их детская влюбленность не выдержала испытаний, и Камилла до сих пор чувствовала свою вину за то, что в тот день повела себя столь резко.

Ее решение было твердым. И в конце концов отец лишь пожал плечами: его дочери исполнилось двадцать четыре года, она была уже взрослой.

Потерявшись в своих мыслях, Камилла медленно продвигалась вперед, но когда наконец подошла ее очередь, служащий захлопнул дверцу окошка: «Мы закрываемся. Приходите завтра». Девушка запротестовала, за что была удостоена злобных взглядов окружающих. Видя, что другие посетители покорно покидают иммиграционный центр, француженка не нашла в себе сил настаивать. Выйдя на улицу, она вновь задохнулась от пыли.

Справившись с очередным приступом кашля, Камилла восстановила дыхание. На город опускались сумерки. Облака, подкрашенные розовым цветом, клубились в бледном вечернем небе. Прохожие торопились по домам. Они проскальзывали мимо Камиллы, не обращая на нее никакого внимания. Где-то вдалеке еще раздавались одиночные удары кирок.

Девушка вновь двинулась в путь, полагая, что движется к отелю. Перед магазином выстроилась очередь — здесь были женщины, сжимавшие в руках свои продовольственные карточки. На чудом сохранившейся улице какой-то старик, сердито клацая, захлопнул ставни на окнах.

Пройдя еще немного, Камилла пересекла широкий проспект и наткнулась на обгоревшие фасады домов. Здесь, прямо посреди шоссе, горели костры, от которых шел белесый дым. В выбитых окнах соседних строений можно было разглядеть призрачный свет спиртовых ламп, тускло светящиеся переносные печки. Тут же у окон примостились дети в коротких штанишках, казалось, они стояли на страже своих разоренных жилищ.