Время расставания - Тереза Ревэй (2010)

Небо потемнело. На мрачном синем фоне выделялись скелеты каминных труб и обрушившихся крыш. Зияющие окна напоминали пустые глазницы. Нечеткими силуэтами громоздились полуразрушенные стены. Внезапно Камилла почувствовала, как чья-то сильная рука толкнула ее в спину, в то время как другой нападавший вырвал сумку из рук девушки. С криком она упала на мостовую. Послышался шум торопливых шагов, и улица вновь погрузилась в тишину.

Камилла поднялась, осмотрела содранные и кровоточащие ладони, дохромала до скамьи и села. Правое колено горело. Девушка огляделась и поняла, что заблудилась.

Измотанная, униженная, взбешенная, она разрыдалась.

— Fräulein? — раздался через несколько минут чей-то голос. — Fräulein, bitte…[64]

Камилла открыла глаза и увидела пару покрытых пылью военных сапог. Тыльной стороной ладони она вытерла текущие слезы. Над ней возвышался советский военный, погоны и пуговицы на его форменном кителе тускло поблескивали в темноте. Мужчина озабоченно смотрел на девушку. Сердце Камиллы рвануло из груди.

Ей рассказывали всевозможные ужасы о русских солдатах: насильники, солдафоны, не имеющие понятия о чести. Любая женщина становилась их добычей. Валентина утверждала, что понимает их. Победители бесчинствовали во все времена, а русские имели полное право отомстить за те зверства, что совершали немцы на их территориях. Даже отец советовал Камилле опасаться русских.

Девушка дернулась, попыталась подняться, но у нее вырвался крик боли. Мужчина отступил на шаг и сделал успокаивающий жест рукой.

— Nicht Angst haben…[65] — пробормотал он на плохом немецком.

— А я и не боюсь, — отозвалась Камилла на французском языке, но тут же поняла свою оплошность и с гулко бьющимся сердцем повторила на немецком языке: — Ich habe keine Angst.

На лице солдата появилось удивленное выражение.

— Вы француженка, мадемуазель? — спросил он по-французски, с сильным акцентом.

Камилла была так удивлена, услышав родной язык, что принялась говорить без умолку:

— Да. Это ужасно… У меня украли сумку, там были все документы… Господи…

Паника сжала ей горло. Она находилась во власти советского военного, без документов, в чужом городе, где у нее теперь не было ни одного знакомого.

— Вы ранены? — спросил мужчина, глядя на ее руки и колено.

— Это пустяки…

— Пожалуйста, подождите минутку.

Военный повернулся, в несколько шагов пересек улицу и вошел в дом без двери. Он действительно вскоре вернулся, осторожно неся в руках эмалированный тазик. Затем мужчина опустился на скамейку рядом с Камиллой и погрузил в воду свой платок.

— Он… чистый. — На лице русского заиграла довольная улыбка, он явно радовался тому, что смог подобрать нужное слово.

Камилла протянула мужчине ободранную руку, и тот ее очень бережно вытер. Когда ткань коснулась раны, девушка невольно поморщилась.

— Вы очень хорошо говорите по-французски, — мягко сказала она, пока незнакомец занимался ее другой рукой.

— О, это язык поэтов, не так ли? Я выучил его, когда был еще маленьким, а учителем был мой отец. Я очень люблю говорить по-французски, но мне не часто выпадает такая возможность, и я многое забыл.

Сбитая с толку, Камилла покачала головой. Мужчина склонился, чтобы промокнуть ее колено, которое кровоточило сильнее, чем ладони.

— Понадобятся спирт и бинт. Где вы живете?

— В отеле «Elster», около вокзала. Я потерялась…

— Следует немедленно заявить о пропаже документов. Я провожу вас. Вы можете идти?

— Полагаю, что да.

Военный протянул руку, чтобы помочь француженке подняться, и неожиданно залился смехом, а потом шутливым тоном спросил:

— Вы танцуете, мадемуазель?