Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

Агнес приближается к воде и идет вдоль самого края прибоя, там, где песок темен и мокр. Грациозно, словно в изысканном танце, она, приучаясь к нужному ритму, отступает в сторону всякий раз, как очередная волна рассыпает по берегу серебристую пену. Однако море – не самый ловкий партнер по танцам, вскоре оно начинает путать движения, и одна из волн его заходит слишком далеко. Неглубокий водоворотик омывает башмачки Агнес, вода просачивается сквозь их тонкую кожу, проливается в шнуровочные глазки, тянет ее за подол юбки. Невелика беда… В отеле ее ждут два больших чемодана с платьями и обувью. А холодная вода между пальцев ног порождает отнюдь не неприятную дрожь, мигом пробегающую по телу Агнес к мозгу, покалывая его и пробуждая – не то чтобы она спала, вы же понимаете, потому что как может спать человек, танцующий у кромки волн?

Впрочем, просто для того, чтобы не споткнуться о скрытый песком камень и не утонуть, не успев даже понять, что она падает (никто ведь не знает, как быстро происходят подобные вещи), Агнес начинает отступать от прибоя, возвращаясь к… к… ну, к тому месту, на котором сидела. Промокшая юбка стала тяжелой, слишком тяжелой, далеко в такой не уйдешь. Самым разумным было бы остановиться, раскинуть ее по песку, а уж когда она подсохнет, снова тронуться в путь.

На мгновение Агнес закрывает глаза, и в это мгновение мир переворачивается вверх дном, меняя местами землю и небо. Земля – она теперь наверху – обвивает Агнес незримыми щупальцами, крепко прижимая к себе, приплетая к своему огромному теплому чреву, чтобы она не канула в ничто. Агнес свисает с вставшей вверх тормашками terra firma[68], точно мотылек с потолка, и смотрит вниз в бескрайнюю, бесформенную пустоту слепящей синевы. Ставшая наполовину незрячей, она вглядывается в бездну. Если земля ослабит путы свои и отпустит ее, она будет падать целую вечность – тряпичной куколкой, брошенной в бездонный колодец.

Ошеломленная и испуганная, Агнес отворачивает лицо в сторону и прижимается щекой к влажной земле, вдавливая скулу в песок и закрывая один глаз, тот, в который бьет свет. Медленно и милосердно вселенная, снова начав вращаться – против часовой стрелки, – принимается приводить себя в должный порядок. А вдали возникает направляющееся к Агнес видение – монахиня в черной рясе и белой камилавке с вуалью. С каждым шагом этой женщины пейзаж вокруг нее становится все зеленее, а стеклянистое марево размывается, обращаясь в пастельную зелень. Мох растекается по песку, точно изумрудная краска стыда, и деревья, возникая листок за листком, заслоняют небо. Визгливые голоса детей и чаек смягчаются, преображаясь в щебет и трели дроздов; безмерный гул океана становится все более тихим, пока от него не остается лишь легкий лепет сельского ручейка. И когда Святая Сестра подходит к Агнес так близко, что становится безошибочно узнаваемой, фолкстонские пески исчезают полностью, сменяясь куда более знакомым пейзажем ее сновидений – мирной окрестностью Обители Целительной Силы.

– Ах, Агнес, – тоном любовной укоризны произносит Святая Сестра. – Вы снова здесь? Что вы опять натворили?

И она отступает на шаг, подпуская к Агнес пару смутно различимых людей.

Агнес пытается ответить, однако язык ее обратился в дряблый кусок мяса. Она может только стонать, чувствуя, как сильные руки просовываются под ее плечи и колени – руки двух жилистых стариков, прислуживающих монахиням Обители Целительной Силы. Старики отрывают ее от земли – легко, как малое дитя, – и осторожно укладывают на носилки.

Реакция Агнес? Прискорбная. Она содрогается, широко открывает рот и обдает своих спасителей струей горячей желтой рвоты.

Увидев, что полицейский заносит ее имя в записную книжку, Клара Тиллотсон обливается слезами негодования и испуга.

– Она сама меня отослала, – оправдывается Клара. – Велела купить ей вот это.

И Клара показывает полицейскому игрушку из проволоки и фанеры и с латунным ключиком в спине.