Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

Дом и его окрестности поблескивают остатками потопа. Подъездная аллея струится водой, уносящей к воротам песчинки мелкого черного гравия. С дома вода льется – по водосточным трубам – и стекает по стенам. Каждый листик в саду светится этим ранним утром. Ветки пригнулись к земле; лопата, вчера прочно вогнанная в землю, сейчас стоит косо и грозит упасть.

В подвальной кухне заспанная Джейни подтирает лужи, которые натекли за ночь. Она подкладывает уголь под котлы, чтобы высушить пол и отогреть пальцы; ей предстоит заняться более сложными делами. Хоть и не видно, как рассветает, зато слышно, как птицы подают голоса.

Если бы Конфетка стояла в проулке за Пембридж-Кресент, откуда несколько месяцев назад она помахала рукой миссис Рэкхэм, она бы увидела, что Агнес уже расположилась у окна своей спальни – и смотрит на искрящуюся траву. Вчера Агнес проспала почти весь день, а ночью бодрствовала – в ожидании солнца. На Северном полюсе (если верить тому, что пишут в книгах) все время день и совсем нет ночи. Но вот чего она не вполне понимает: значит ли это, что время там не движется? А если так, то, может быть, человеку не прибавляется лет? Она раздумывает: что было бы предпочтительнее – не меняться, потому что ничто не меняется, или стареть, навеки оставаясь двадцатитрехлетней? Загадка, упражнение для ума.

Опасаясь головной боли в самом начале дня, Агнес перестает думать о Северном полюсе и отправляется в путь по полутемному и тихому дому; она спускается по лестнице, пробираясь по коридорам, пока не вступает в тепло и свет кухни. Прислугу ее появление не удивляет: она приходит каждое утро. Прислуге известно, что она явилась не с претензиями, а потому все продолжают заниматься своими делами. Новая служанка, как ее там, окутанная душистым паром, достает из духовки свежеиспеченные венские булочки. Кухарка вылавливает вилкой бычьи языки из миски с маринадом – тщательно отбирая те, что формой и размером придутся по вкусу хозяину.

Агнес проходит прямо в посудную, где Джейни трет деревянную раковину – каменную она уже вычистила. Девушка стоит на цыпочках; она так старается потише сопеть за работой, что не замечает появления Агнес.

– Где киска?

Джейни вздрагивает, будто ее неожиданно ткнули сзади, но быстро приходит в себя.

– Он, поди, за котел забрался, мэм, – говорит она, показывая красной, разбухшей рукой.

А почему она говорит «он» о кошке Генри? Потому что это кот, вопреки предвзятым мнениям. В то утро, когда животное появилось в Рэкхэмовой кухне, кухарка задрала ему хвост и проверила – чего явно никогда не делал бедный Генри.

Агнес опускается на колени на безупречно чистый каменный пол и заглядывает под большой котел.

– Я его не вижу, – говорит она, всматриваясь в темень.

К этому Джейни готова – приносит и ставит у котла миску, в которую сложила кроличьи и куриные сердца, шейки и почки. Кот немедленно вылезает, сонно помаргивая.

– Милая киска. – Агнес гладит его по спинке, гладкой, как муфта, теплой, как хлеб из печи.

– Ты это не ешь, – советует она, когда кот обнюхивает темные влажные обрезки. – Это гадость. Джейни, принесите сливок.

Девушка подчиняется, а пока она ходит за сливками, Агнес продолжает гладить кота по спине; тот ложится на живот, совсем рядом с миской.

– Сегодня придет твоя новая хозяйка, да-да, – говорит она. – Ты большой сердцеед, да? Но я тебя отпущу, да-да, отпущу, и буду мужественной, и буду довольствоваться воспоминаниями о тебе. Ах ты маленький, ах ты красавчик…

И снова отодвигает его от миски с потрохами.

– А, – радостно поет она, увидев Джейни с фарфоровой чашкой в руках, – вот и сливки, твои вкусные, чистые, белые сливки! Ну-ка, что ты с ними сделаешь?