Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

В дневнике Агнес уже два года замужем – и жалуется на мужа. По ее словам, он целыми днями ничего не делает, только пишет статьи в «Корнбилл», которые «Корнбилл» не печатает, и письма в «Таймс», которые в «Таймс» не появляются. У себя дома он далеко не так интересен, как был в ее доме. И подбородок у него не такой твердый, как у его брата, она это заметила, и плечи не так широки – на самом деле Генри красивее, он очень красивый мужчина, к тому же такой искренний, если бы только не одевался как провинциальный галантерейщик…

Ну, все. Конфетка капитулирует, забрасывает дневник под кровать, тушит свет и снова пытается заснуть. Глаза болят и зудят – чем она заслужила все это… Ах да… Тяжко голове, которая участвует в предательском заговоре против беззащитной женщины…

А Уильям? Спит он сейчас? Если судить по делам его, Уильям должен бы сейчас ворочаться и потеть в мучениях, но Конфетка полагает, что он спокойно похрапывает. Так, может быть, проснувшись утром, выспавшийся и посвежевший, он откажется от планов отправить жену в сумасшедший дом? Как же, как же. Конфетка по опыту знает: у Уильяма лицо человека, который миновал точку невозвращения.

«Все будет хорошо, клянусь. Все обернется к лучшему».

Это она обещала Агнес. Но разве не может все обернуться к лучшему, если Агнес отвезут в клинику? Мозги у нее не в порядке, это сомнений не вызывает; так нельзя ли привести их в порядок с помощью специалистов? Картина, которая преследует Конфетку: женщина в оковах, жалобно стенающая в застенке, где на пол брошена солома, – это же чистейшая фантазия из дешевых романов. Это будет чистое и приятное место, этот санаторий Лабоба; за больными постоянно наблюдают доктора и сестры. Санаторий в Уилтшире… И кто может сказать, не нафантазирует ли себе бедная, заблудшая миссис Рэкхэм, что она в Обители Целительной Силы и что сестры – это монахини?

«Скоро я помогу тебе уйти отсюда. Скоро, я обещаю».

Это она сказала Агнес, предлагая напуганной женщине уцепиться за свою руку. Ах, но что такое обещания в устах шлюхи? Не более чем слюна, чтобы смазать что-нибудь себе или партнеру. Конфетка трет глаза в темноте, ненавидя себя. Она мошенница и неудачница; она выдумывает факты об Австралии… И боже ты мой: жуткая улыбка негритенка – когда пламя лизало его голову!

«Другой человек, – подсказывает она себе. – Агнес вернется домой другим человеком». Так говорил Уильям, и разве это не может быть правдой? В санатории Агнес вылечат; уезжая оттуда, она расцелует сестер и со слезами на глазах пожмет руку доктору. Потом она приедет домой и признает Софи своей дочерью.

Мысль об этом, которая должна бы подбадривать, произвела обратный эффект: от нее по телу побежал противный холодок. В последние мгновения бодрствования, перед тем как провалиться в сон, Конфетка наконец поняла, что должна сделать.

Сейчас вечер, двадцать седьмое декабря, и Уильям Рэкхэм сидит со стаканом виски в пабе, во Фроме, Сомерсет, страстно мечтая оказаться в послезавтрашнем дне. Он столько проехал, нашел столько занятий для себя (кто бы мог подумать, что осмотр старой сукновальной фабрики совсем не заинтересует его!) – и все же осталось заполнить еще тринадцать, нет, четырнадцать часов до прихода доктора Керлью в Чепстоу-Виллас. За это время что угодно может произойти – да и у него самого может случиться нервный срыв… А притом что Клары нет дома и все оставлено на Розу и эту идиотку Летти, есть страшная опасность, что Агнес убежит… то есть, что Агнес может навредить себе…